Однажды в России - [7]

На следующий день новый молодой генсек Горбачев объявил о начале перестройки.

В ту пору Вальдемар интересовался политикой не более, чем жизнью на Марсе. Об чем речь? Что за перестройка? Кого, зачем, почему? Но позднее, когда бурный водоворот новшеств затянул, а вернее, швырнул его в самую воронку событий, он и вспомнил о той пивной посиделке с Орловым.

Памятно, однако.

Осмотреться ни Петрову, ни Орлову не удалось.

Впрочем, на первых порах в институте не придавали особого значения провозглашенным новшествам. Многие хорошо помнили хрущевские заклинания о коммунизме к 1980 году и полагали, что очередные верховные камлания — всего лишь пропагандистская переупаковка заезженной пластинки обещаний светлого будущего. Но через пару месяцев начальство зашевелилось, партком обсудил новые директивы и постановил срочно составить план перестройки. Задание исполнили с казенным рвением, и вскоре в красном углу институтской доски объявлений вывесили несколько листков с изложением намеченных мероприятий и ответственных за них.

Смысла перестройки никто не понимал, партийным деятелям институтского масштаба не пришла в голову простая мысль: можно ли вообще перестраиваться по плану? Ничего не меняя, они быстренько сварганили для старых правил новый переплет и все свели к дежурным процедурам: перетряска штатного расписания, призывы активнее поддерживать инициативы, которые конечно же должны быть смелыми, привычная идиотская формула «усиления динамизма» исследовательских работ. Как и положено, суть дела растворили в многословии.

Этой мельтешне завсегдатай курилки Рыжак вынес суровый вердикт:

— Много пейзажа, да мало фуража.

Притихнув, уйдя в тень, когда его диссертацию послали в ВАК, Рыжак после объявления о начале перестройки заметно взбодрился.

Впрочем, в курилке ленивые перестроечные рассуждательства полыхнули страстями раньше, чем в начальственных кабинетах, куда из райкомов спускали формальные директивы. Неизвестно кто и какими способами вбрасывал в эмэнэсовскую среду злоречивые слухи и азартные слухи о слухах, противоречившие партийным банальностям, но эти «разговорчики в строю» парафинили мозги, заставляли вскипать светлые молодые умы. Слово «застой» еще не звучало, однако знающие люди утверждали: якобы горбачевское «углубить» на самом деле подразумевает омоложение кадров брежневской эпохи. Источники этих задорных, освежающих, иногда с дерьмецом вбросов оставались в тайне, и однажды Вальдемар напрямую спросил Рыжака, откуда ему известно о грядущих переменах.

Дмитрий усмехнулся:

— Одна бабушка сказала.

Бабушка, похоже, была человеком серьезней некуда. Пересуды о том, что под знаменами перестройки широко зашагают в завтра молодые и талантливые выдвиженцы, отзывались бурлением чувств, брожением умов и переизбытком самой причудливой риторики, вплоть до шумовых эффектов озорного свойства. Сонное течение институтских будней нарушилось, народ засуетился, обалдело ловил изустные вести, все меньше доверяя пресной прессе и эфирной агитистерике. Теперь слухи обсуждали не только в курилке — кучками или парами гужевались везде и всегда, где и когда удавалось перекинуться мнениями, порой полушепотом. Фон жизни быстро менялся — на глазах. Неясные надежды на обновление всего и вся будоражили, рождая в воображении смелые мечты о стремительных карьерах. Эти мечты в свою очередь уносили подвижников мысли местного масштаба в те близкие, очень близкие времена, когда зарплатные возможности наконец начнут соответствовать бытийным потребностям. Возбуждение на грани повального помешательства! Охотно отдавшись во власть иллюзий, научный подрост вкладывал в пропагандистский лозунг ускорения свой, глубоко личный смысл.

Каждый ждал и жаждал своего случая, своей удачи. Пешки рванулись в ферзи.

Пока только в грезах.

3

Для Вальдемара следующий год выдался суетливым. Горячка началась с того, что в некий самый обычный день в их «апартаменты» заглянул Рыжак и заговорщицки подмигнул, вызывая в курилку.

Чиркнув зажигалкой, начал поучительно и насмешливо:

— Ну как? Вы с Орлом Петровичем уже перестраиваетесь? Отряси прах с ног своих и молись пославшему тебя в мир. С позволения вашей милости дозволю себе дать совет: не зевай. Застрянешь на старте — потом не догонишь.

Делая нечастые затяжки, минут пять развлекал дежурными банальностями, потом перешел к делу, косвенно сославшись на памятный разговор об источнике слухов.

— В субботу намереваюсь навестить бабушку. — И через короткую паузу: — Составишь компанию?

Вальдемар понял, что ему предлагают войти в некий таинственный круг посвященных. Прилив самоуважения был столь мощным, что упоминание о бабушке невольно с внутренним смешком отозвалось воспоминанием о дедушке. Дедушке Крылове: от похвал вскружилась голова. Нет, безусловно, он не жаждал, чтобы Рыжак, этот местный «авторитет», приблизил его. И тем не менее этого ему всегда хотелось. Он был обрадован, польщен и, небрежно пожав одним плечом, ответил:

— Давай.

Они добирались довольно долго. Сначала на метро, потом на автобусе, пока где-то в районе Зюзина не поднялись на четвертый этаж обычного панельного дома, оповестив о своем прибытии трелью дверного звонка.