Однажды ночью в августе - [69]

– Я получила хорошие новости! – Агати подхватила конверт и помахала им. – Мне написал мой троюродный брат из Мельбурна.

– Дядя Павлос? – уточнила Элли.

– Он самый, агапе му, – кивнула Агати. – Ты его помнишь? Но ведь ты была совсем маленькой, когда он уехал!

– Это произошло всего десять лет назад, дорогая тетушка, – с улыбкой ответила Элли.

Взволнованная Агати попросила у всех минуточку внимания.

– Вообще-то, – начала она, обращаясь к мужчинам, – у меня очень много кузенов. Некоторые из них уехали в США, но Павлос отправился в Австралию по программе массовой иммиграции[20]. Честно говоря, я думала, что мы больше никогда о нем не услышим. И хотя в то время в Греции было не все гладко, ехать на другой конец света мне казалось опрометчивым.

– И что он думает об Австралии теперь? – спросил Манолис.

– Что это рай на земле! – просияла Агати. – Настоящий рай. – Женщина обвела взглядом слушателей. – Все эти годы от Павлоса не было ни словечка, и тут вдруг…

– Тетушка! Расскажи нам, что написано в его письме!

– Я лучше вам его прочту.

Агати сделала глубокий вдох, и ее груди заколыхались под блузкой с вызывающим декольте. Все, даже простое чтение письма, она превращала в спектакль. Впрочем, Манолису это в ней даже нравилось.

– «В Мельбурне у меня сейчас три таверны и два кафе, – начала Агати, – и еще два я планирую открыть в следующем году. Это традиционные греческие кафенио, и народу в них всегда полно. Все мои клиенты – греки. Каждую пятницу и субботу в моих заведениях выступают певцы и музыканты». А теперь самое главное. – Агати выдержала театральную паузу, и, захваченный этим представлением, Манолис безотчетно подался вперед. – «Я собираюсь открыть бузукию, самую большую в Мельбурне. И хотя мои планы можно назвать амбициозными, я уверен в их успехе».

– Звучит довольно захватывающе, – сказал Манолис.

– Я не закончила, Манолис! – Агати махнула на него рукой в притворном гневе из-за того, что ее так бесцеремонно прервали. – Вот что он пишет дальше. «Я хочу, чтобы ты, Агати, пела в этой новой бузукии! И непременно желаю видеть тебя на ее открытии. Если ты согласна, я вышлю денег на дорогу. Ты сама сможешь убедиться, насколько хорошо тут живется. Австралия, можно сказать, улучшенная версия Греции. Здесь тепло и солнечно, и тебе даже не нужно учить английский! Большинство в нашей греческой общине не знают по-английски ни слова».

Агати закончила читать и подняла глаза на «зрителей», чтобы оценить произведенное ею впечатление. К ее удивлению, Элли заговорила первой.

– Что ж, тетушка, думаю, тебе стоит поехать, – решительно заявила она. – Особенно если дядя собирается взять все дорожные расходы на себя.

Манолис взглянул на Ставроса и впервые за несколько дней увидел на его лице улыбку. Стало ясно, что содержание письма ему уже известно.

– А ты что думаешь, Ставрос? – спросила Элли.

Манолис посмотрел в глаза своему другу.

– Думаю, нам стоит поехать, – сказал Ставрос.

– Наверное, вы тоже смогли бы принять участие в этой программе массовой иммиграции? – предположил Филиппос.

Манолис знал Ставроса достаточно хорошо и понимал, почему перспектива поездки в Австралию кажется другу столь заманчивой. Кроме того, что смена места жительства давала им с Агати шанс начать новую жизнь, это навсегда избавило бы его от страха рано или поздно быть настигнутым гневной супругой.

Элли немного устала, поэтому они с мужем решили пойти домой.

– Спасибо за ужин, дорогая тетушка, – поблагодарила она Агати.

– А тебе спасибо за прекрасные новости о ребенке, агапе му, – откликнулась та.

– Я серьезно думаю, что вам стоит поехать, – тихо сказала Элли своей тете. – Тебе ведь уже не нужно за мной присматривать.

– Да, но ребенок! Вы точно справитесь? – забеспокоилась Агати.

– Конечно справимся, – заверила ее Элли, ласково посмотрев на мужа. – Теперь у меня есть Филиппос.

– И потом, кто знает? – воскликнул Филиппос. – Может быть, однажды мы тоже переберемся в Австралию. Уверен, и там можно было бы открыть кондитерскую.

– Но ведь никто не говорит о переезде! Пока что Павлос просто приглашает меня на открытие бузукии… – возмутилась Агати.

– Ты же сама понимаешь, тетушка, что это не просто приглашение на открытие нового ресторана. – Элли легонько коснулась руки Агати.

Все понимали, что Элли права. Скорее всего, если они уедут, то уже не вернутся.

Элли и Филиппос ушли. Ставрос наполнил стаканы.

– Побудь с нами еще немного, Манолис, – попросил он.

Они сели за кухонный стол, на котором громоздились немытые тарелки. Ставросу явно не терпелось обсудить новости с Манолисом.

– Я все-таки думаю, что стоит поехать, – начал он. – Только представь себе, Агати! Нам больше не нужно будет сдавать комнаты. И хотя времена золотой лихорадки давно прошли, там наверняка есть и другие сокровища. Совершенно новая жизнь…

Агати с нежностью посмотрела на своего спутника. Ей тоже нравилась идея навсегда избавиться от угрозы встречи с женой Ставроса.

– А ты как считаешь, Манолис? – спросила она.

– Это прекрасная возможность, которую, я думаю, не стоит упускать.

Судьбоносное решение нередко принимается гораздо легче, чем незначительное. В тот вечер Агати потратила гораздо больше времени на то, чтобы решить, какой пирог испечь к ужину, чем на то, чтобы обдумать приглашение троюродного брата. Решение было принято еще до того, как все пошли спать.