Однажды мы придем за тобой - [72]

— Скорее уж головного мозга, — поправил его Джинн. — Хотя нет, того и другого вместе.

— Che cazza, мы что, живем в мозге? — возмутился я. — Или что это за merde, объясните нормально!

— С учетом того, что у тебя половина слов — нечто непонятное, но явно нецензурное, это окажется непросто, — улыбнулся Фредди.

— В общем, эта фигня читает наши мысли, — взялся за объяснения Джинн. — Если ты подумаешь о турнике — у тебя вырастет турник. То есть не у тебя, а у базы. Ладно, я в душ.

И ушел, оставив меня с Фредди.

— Cazzarolla, — протянул я. — Madre de cagnia, то есть наши мысли читают?

— Не совсем так, — ответил Фредди, бухаясь на кровать. — Для того чтобы записывать мысли даже одного человека, даже… — Он хотел, видимо, добавить что-то обидное, но потом передумал и продолжил: — Нужен огромный объем памяти, а чтобы их обработать и привести в читабельное состояние — суперкомпьютер из десятка мощнейших.

— Тут как раз есть такой, — сказал я, чувствуя панику. Если кураторы знают, что я о них думаю в свете моих отношений с Апистией… Madre de Dio!!!

— Тогда пошей себе шапочку из фольги, — посоветовал Фредди. — Говорят, помогает.

— Знаешь что… — У меня опять кулаки зачесались, хотя, по ходу, Фредди был посильнее меня. Ничего, а у меня опыта больше, на улице же рос, а не в monastery caccare![60]

Но тут вернулся Джинн.

— Факн’щит, кажется, вы опять решили друг друга поубивать? — спросил он. — И в чем дело на этот раз?

Мы промолчали: я просто не мог сформулировать свои претензии. Затем Фредди, словно нехотя, сказал:

— Слышь, Призрак, ты, это, не обижайся. Мне просто негде было научиться нормально общаться. Всю жизнь провел в этом каменном мешке, будь он неладен, среди монахов и инвалидов. Короче, я хотел сказать, что им не нужны наши мысли — ни твои, ни мои, ни даже Джинна. К тому же, чтобы понять наши мысли, телепатом быть необязательно.

— Ну и о чем я думаю? — набычился я. — Давай, гений логики, угадай.

— Скажу, если в бутылку не полезешь, — пообещал Фредди.

— Va fa’n’culo, — ответил я. — Жги давай, stronzo.

— О бабах, — изрек Фредди, фыркнув в кулак. — А если быть точным, как бы до здешних баб добраться. Поскольку ты знаешь, что они есть, и это на тебя действует как красная тряпка на быка.

— Cazzarolla, в точку, — согласился я. — Ты, надеюсь, эту стенную прослушку сам не юзаешь втихаря?

— Кстати, а это мысль! — оживился Джинн. — Если какой-то ресурс можно взять под контроль, то это надо сделать, так, на всякий случай. Сейчас, я только с «Апистией» разберусь, мне с одним человечком надо связаться на большой земле, ну и проверить, как там па и ма… — И Джинн вновь уткнулся в свой планшет.

— А при чем тут Апистия? — удивился Фредди.

— Это он так здешнюю программу-цербера называет, — пояснил я. — По аналогии с живым прототипом…

— Так-с, — подался вперед Фредди. — Я так понял, вы с этой самой Апистией нехило поцапались. Колитесь, что случилось?

Тьфу ты… ну, как говорится, сhi dice «A», deve dire anche «B»[61] — пришлось рассказать все как было, естественно, без самых неприятных для меня подробностей. Я ж не совсем дурак, чтобы самого себя выставлять идиотом, правда?

— Теперь понятно, за что ты ее так любишь, — без малейшей издевки улыбнулся Фредди. — Да, на ту Апистию, что я помню, это очень похоже.

— Видел я ту Апистию… — Я зажмурился, представив нечто совершенно неприличное, и тут же Фредди охнул, а Джинн, с небольшим опозданием, тихо выругался. Открыв глаза, я увидел, что стена у входной двери украсилась довольно хорошим, с фотографической точностью выполненным барельефом, иллюстрирующим то, что я только что себе представил.

— К вопросу о чувствительности здешней нейросети, — заметил Джинн.

— Che cazza, как это убрать? — спросил я у Фредди, чувствуя легкую панику. Не хватало еще, чтобы кто-то это непотребство увидел.

— Как-как, просто пожелай, — пожал плечами тот.

Я пожелал. Не сразу, а через некоторое время барельеф словно нехотя стерся со стены.

— А жаль, — заметил Джинн, колдуя со своей термен-клавиатурой. — Хорошая картинка была. И портретное сходство…

— Джинн, еще слово скажешь, и я тебе perderт gli occhi sul mio culo, понял? — взорвался я.

— Не понял, — ответил Джинн. — Но на всякий случай промолчу.

А Фредди тихо фыркнул. Кстати, я заметил, что Фредди сначала от картинки отвернулся, а потом сидел красный как рак. Мне надо было на ком-то оторваться, и я решил, что он для этой цели вполне подойдет.

— А чего это ты у нас раскраснелся, как молодая монашка? — спросил я. — Голую бабу не видел раньше?

Он потупился.

— Я ж тебе говорил, что жил всю жизнь в богадельне, — сказал он глухо. — Сам подумай, откуда там женщины, тем более голые? Я и одетую женщину видел живьем меньше раз, чем у меня пальцев на руках.

Cazzarolla… мне стало стыдно. Если парень не врет (а с чего ему врать?), он вообще до недавнего времени на ногах не стоял. И это в наше время! Да даже у нас на Сицилии, когда Джузеппе Коллоди, электрик с подстанции, по пьяни обе руки потерял от разряда тока, ему ЕС протезирование организовал. Левую руку, правда, сделали чисто декоративной, зато правую — по полной программе, биомеханика, он даже в носу ковыряться мог, что и делал целыми днями с удовольствием, merdoso… а тут молодого парня чуть ли не в тюрьму только за то, что у него ноги не ходят. Они что, совсем там нищие, в Бразилии?