Однажды мы придем за тобой - [46]

Мы открыли глаза. Свет заливал все, всю кабину, он был везде — казалось, за иллюминаторами нет ничего, кроме света. Лишь через мгновение глаза привыкли настолько, что мы стали различать белые всхолмия посреди белых равнин, длинные иссиня-белые трещины, немногочисленные темные пятна на девственно-белом снегу…

— Ледник Росса, — пояснила Надин. — Мало кто из людей видел его иначе чем по головиденью…

— Я и по головиденью не видел, — фыркнул Призрак. — По причине отсутствия его в нашем захолустье. Ближайший ретранслятор в Неаполе, и сигнал…

Я тем временем прикидывал в уме… и, закончив вычисления, сказал, больше Призраку, чем Надин:

— Выходит, за полтора часа мы добрались до Антарктиды? И какую же мы скорость развиваем?

— Максимально в атмосфере семь с половиной, — ответила Надин совершенно спокойно. — Но нам приходится местами лететь медленнее, чтобы не будоражить чужую ПВО. Сбить они нас не собьют, но привлекать внимание тоже незачем. Потом поймете почему.

— Семь с половиной махов? — уточнил Призрак. — Я слышал, на сверхзвуковой скорости такие перегрузки, что перепонки лопаются. Дядя рассказывал.

— Ну, не в нашем случае, — загадочно улыбнулась Надин. — И потом, у этой машины противоперегрузочные компенсаторы есть. Основанные на новых физических принципах, — сказала она, приподняв брови, а потом опять подмигнула: — Эй, технари, может, баста уже железяки ваши обсуждать? Посмотрите, какая красота! Мы сейчас над Южным полюсом пройдем!

Не знаю, как Призрака, а меня Южный полюс не впечатлил. Если не знать, что это он, можно пропустить и не заметить. Там, говорят, когда-то была наша база, но я ее не разглядел, наверное, пролетели слишком быстро. Вообще, антарктические проекты по всему миру сворачивают, поскольку человечество поперлось в космос — на орбиту, на Луну, на Марс… это ему куда интереснее, чем Антарктида.

— Сейчас разгонимся и через пару минут будем на месте, — сообщила Надин, приобняв нас с Призраком (честно говоря, у меня ноги стали как ватные: я, конечно, не девственник, факн’щит, но когда тебя обнимает такая девочка — поплывет даже памятник). — Сейчас мы идем на максимуме, пятнадцать махов, обратили внимание?

— Мне кажется или эта штука может двигаться быстрее? — спросил Призрак.

— Куда еще быстрее? — удивился я. — И так полное впечатление, что летим над белым столом — все детали ландшафта сливаются…

— Может, — кивнула Надин. — Когда будем в космосе, покажу один финт ушами.

— А мы будем в космосе? — удивился я (и воодушевился, признаться, ведь даже в наше время, чтобы слетать в космос, не будучи астро-, космо- или тейконавтом, надо быть кем-то вроде Чейни Пенн[43]). — А когда?

— Не сегодня, — подмигнула Надин. — Но не исключено, что скоро.

— Ух ты! — Похоже, Призрак воодушевился не меньше моего. — Всегда мечтал слетать в космос! Che cazza, а это что за чувак?

Я глянул туда, куда показывал Призрак. Мы снизились и мчались теперь над самой поверхностью, и совсем недалеко от нас посреди бескрайней ледяной пустыни из снега торчала человеческая голова, размеры которой оказались значительно больше обычных.

Надин пожала плечами:

— Наверно, какой-то исследователь. Здесь когда-то была станция, теперь ее снегом всю занесло. Один этот бюст торчит. — Она улыбнулась: — Какая ирония… Если бы эти ребята прошли немного, миль пятьдесят к западу, они бы сделали такое открытие… хотя эти пятьдесят миль непросто пройти. Сейчас за бортом минус шестьдесят восемь, ветер тридцать два метра в секунду. Не погуляешь особенно.

И тут наш аппарат, что называется, «лег на крыло» и нырнул, казалось, прямо в снег. Но это впечатление было обманчивым — под нами змеилась неразличимая сверху довольно широкая расселина. Ее края поднимались один над другим, и увидеть ее можно было, только влетев между этими краями.

Края трещины вздымались, и с этим подъемом сама она расширялась и углублялась, постепенно превращаясь в пещеру невообразимых размеров. По-моему, в этой пещере поместился бы весь мой родной городок, да еще и место для окрестных лесов осталось. Я даже не заметил, когда своды пещеры сомкнулись, — может, потому, что нас внезапно обогнала, издевательски покачав крыльями, еще одна «Изида».

— «Озирис», — пророкотал из кабины Харма. — Апистия в своем репертуаре. Что вытворяет, оторва…

— Вижу, — ответила ему Надин. — Для справки: «Анубис» тоже на подходе, держится позади нас, вне зоны видимости.

Пещера, в которой мы находились, была огромна, я даже не представлял себе, что такие пещеры вообще возможны. Когда мы приземлились, я примерно оценил расстояние до противоположной стены — мили три-четыре, может, больше. Глубина ее тоже впечатляла — под фюзеляжем «Изиды» было не меньше мили, и примерно полмили оставалось до потолка пещеры. Но не только это меня удивило, и даже не то, что пещера имела вполне нормальное естественное освещение — как-никак наверху царил полярный день.

Впереди, по левому борту, из толщи покрытых льдом скал выступало здание, похожее скорее на арт талантливого художника-фантаста, чем на реальный объект. Больше всего оно напоминало впившуюся в скалу «летающую тарелку», с внешней стороны подпертую массивным контрфорсом в полмили высотой. Две «тарелки» поменьше располагались справа и слева от большой и по форме походили на кастрюльки-скороварки. У всех трех зданий, которые, как потом оказалось, являлись частью одного комплекса, крыши напоминали низкий купол и были почти свободными от снега.