Одна любовь - [5]

Он трижды взовьётся и трижды зарю возвестит.

И сон возвратится. Но всё же не ведомо мне:

Зачем в полнолунье так сердце тоскливо щемит

И что его тянет так неодолимо к Луне?

* * *

О лете жестоком,

о зное, о дыме и гари;

Об окнах московских,

слепых от удушливой хмари,

Об этих восьми

бесконечных неделях, о многом:

О солнце,

белевшем на небе зловещим ожогом;

О том,

как за всполохом шёл огнедышащий всполох;

О выжженных напрочь лесах и обугленных сёлах;

О сгинувших в пламени людях,

о рухнувших птицах…

Всё минет,

но как мне от памяти освободиться:

Ведь там, где поднимутся снова леса и жилища, — Под каждой травинкой там тлеет своё пепелище.

* * *

Сергею Филатову

За что – за зелёное и голубое,

За каплю дождя, за листок зверобоя,

За вечный и горький отечества дым,

За всё, что когда-нибудь станет тобою,

За всё, что вовеки не станет твоим —

Неужто за всё, что не создано нами,

Нам право рожденья даётся взаймы?

Какими словами, какими дарами,

Какими трудами расплатимся мы,

Когда за собой поведёт нас отсюда

На свет и на суд Ариаднова нить?

Мы смертны. Мы хрупки. Мы живы,

Покуда

Умеем прощать и умеем любить.

И счастливы тем, что не просим у неба

Ни благ и ни манны лукавой судьбе,

А только лишь силы и только лишь хлеба —

По крохе голодным и кроху себе.

* * *

…И поймана строчка,

и остановилось мгновенье,

Вот-вот и задышит

готовое стихотворенье.

Но странная рифма

вопьётся в строку, как зубило,

И перевернёт

всё, что прежде задумано было.

За нею рванутся

по-новому мысли и строки.

Бог знает,

откуда и кем нам даются уроки.

Так в жизни:

идёшь по везучей своей, невезучей,

Пока не наткнёшься,

пока не споткнёшься о случай.

И перевернёт он судьбу твою, перелопатит.

А к счастью ли это —

понять целой жизни не хватит.

* * *

Это жизнь:

Когда падает тьма,

Начинается время охоты.

И доносится из-за холма

Плач и смех тонконогих койотов.

Это смерть:

Чуя тяжесть в крови,

Запах самки койота вдыхая,

Пёс несётся навстречу любви,

А встречает кровавую стаю.

Это благо:

Не знать до конца,

За каким тебя ждёт поворотом

Зов любви, или выплеск свинца,

Или встреча с голодным койотом,

Или вдруг остановит часы,

Что не мыслили хода без боя,

Тот, Кто жизни и смерти весы

Недрожащею держит рукою.

А пока, ставя лапы вразброс,

Напрягаясь всем телом до дрожи,

В лай надрывный срывается пёс.

И мороз пробегает по коже.

Каменный каньон,

Лос-Анджелес

ОДИНОКИЙ ЯНВАРЬ

1

И к той колее, где по камням – босая,

И к той, от которой живое – прочь,

Где неразрешимых вопросов стая

Крадётся следом из ночи в ночь, —

Привыкнешь к любой.

Если будет нужно,

Пройдёшь сквозь кладбище наугад,

Не испугавшись ведьминой, вьюжной

Пляски и не повернув назад.

И слезы жёстко в себе задавишь.

Сомкнёшь до боли бескровный рот.

И от бессилья рухнешь тогда лишь,

Когда чья-то жалость тебя собьёт.

2

Я тебя оставляю идти по другой колее.

Что поделаешь, если всё строится просто и жёстко:

Я иду поперёк всех счастливых дорог на земле

И подальше, подальше, подальше от всех перекрёстков.

Проводи меня взглядом. И хватит. Ты выстрадал сам

Всё, что жизнью подброшено было тебе на дорогу.

Всё, о чём не расскажешь, и всё, что не взвесить весам,

Разве только небесным, послушным дыханию Бога.

И пока что я в силах свой груз, не сгибаясь, нести,

Хороня в себе то, чем грешно мне делиться с другими,

Я осколки всех бед зажимаю так сильно в горсти,

Что сочится нечаянно кровь под ногтями моими.

Но едва я заслышу, как рядом позёмкой звенит

Бестолковый февраль, разметая ступенек уступы,

Я поспешно шагну к ним, легко уходящим в зенит, —

И снежинка остудит мои пересохшие губы.

3

И лёд ломается. И снег сошел на нет.

В глуши, в тиши, где мнилось всё постылым,

Спасительной свечи вбираю свет

И чувствую, как он идёт по жилам

Горячей, оживляющей волной.

И я, раздвинув шторы, – мир раздвину,

И что февраль насквозь пропах весной,

Уверую. И подбородок вскину.

* * *

Берёзовая прядь колышется

Едва-едва.

Стихи не пишутся, не слышатся —

Молчат слова.

Они с угрюмой льдины сколоты

Не для листа.

Душа звенящей стужей скована —

Она пуста.

Но если прядь ещё колышется,

То будет срок —

В стволе, стряхнувшем снег, услышится,

Как бродит сок.

И вытают слова,

Молчавшие

Все холода,

Как в марте варежки пропавшие,

Из-подо льда.

ВОРОНА

Липы пустая крона.

Ранний апрель. Весна.

Строит свой дом ворона —

Веточка, ветошь, слюна.

Здесь ей сидеть прилежно,

Слушать не день, не два

Жизнь, что в скорлупках нежных

Бьётся едва-едва.

Вёсны всегда вероломны.

Холодно. Ветренно. Стрёмно.

Но над кромкой гнезда

Реет гордо и скромно

Веер её хвоста.

* * *

Листая судьбы, встречи, годы,

Я осознала наконец:

Мне ближе мрак земной свободы

Высокой вольности небес.

Я здесь от запахов пьянею,

Спешу, дышу,

А там одно:

Чем выше небо, тем плотнее,

Тем безвоздушнее оно.

* * *

Опавшие листья от влаги обмякли.

То снег, то дожди обметают крыльцо.

На каждой еловой иголке – по капле:

Чуть тронь, и сорвётся, как с пальца кольцо, —

Сорвётся, к разлуке беда напророчится,

Слезой оставляя невидимый след.

И в мире повеет таким одиночеством,

Больнее какого не будет и нет.

АРХИВ

Сняли креп. Перестелили койку.

В шкаф убрали черные платки.

И снесли поспешно на помойку

Рукописи и черновики.

И они темнели в стылых лужах —

Пачками, вразброс или вразмыв.

Оказался никому не нужен