Одна любовь - [4]

Оставив приоткрытой дверь.

Бесшумна и полуодета,

Скользит в предутренней тиши,

И нет свидетелей, и нету

Вокруг и рядом ни души.

Пробрызнет дождь легко и дробно,

Случайным облаком влеком,

Потянет из дверей ознобно

Влетевшим с воли ветерком.

И ты неспешно и спокойно

Отметишь, сон согнав с лица,

Осыпавшийся подоконник

Снаружи, справа от крыльца,

И краску старую фасада,

И пробормочешь: «Боже мой,

Давно чинить всё это надо…».

И дверь закроешь за собой.

* * *

Не надо прощаний, не надо

Удерживать ветер в руке.

Достаточно и полувзгляда,

Чтоб выйти за дверь налегке.

Не надо, не надо прощений.

Любой – без вины виноват.

Но пуще всего – возвращений

Не надо, не надо назад.

Всё сгладится, пусть и не просто.

Останется в горечи глаз.

Наверно, наряд не по росту

Достался кому-то из нас.

И узел никто не разрубит,

И, что б ни стряслось наперёд,

Никто никого не погубит,

Никто никого не спасёт.

* * *

А. П.

Как капризно июль

Гонит пух по московским асфальтам!

Наши судьбы без устали крутят скрипящую ось.

Будь же благословенно, что прожито было с азартом,

То, что тратилось щедро и с юности не береглось.

Это нынче мы сделались так непростительно скупы:

Экономим минуты, легко растранжирив года.

Это мы – это ветер обжёг наши смуглые скулы.

Это дней драгоценных за нами встаёт череда.

В этой жизни, пожалуй, нам надо не так уж и мало:

Чтобы дом устоял на семи сумасшедших ветрах,

Чтобы по-пастернаковски ночью свеча трепетала,

И озноб не стихал, и рождались слова на губах.

Там, где век захлестнул нас петлёй перемен торопливых,

Где дороги не сходятся, вдаль параллельно скользя,

Пусть ведёт тебя дальше твой ангел,

твой вольнолюбивый,

Между прошлым и будущим, где потеряться нельзя.

* * *

Зачем считать свои года?

Они особой жизнью живы,

Напоминая иногда

О том, как мы нетерпеливы,

Как мы сперва торопим их,

Потом спешим от них отречься,

И цифр пугаемся больших,

Чтоб ненароком не обжечься.

Но есть один простой закон,

Он отвергает зимний холод:

Тот, кто любим – тот защищён,

И кто необходим – тот молод.

ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ

Даниэлле

О это превращенье вечное:

Ещё не сброшен детства кокон,

Но бабочкой трепещет женщина

Во взгляде, в том, как вьётся локон.

Ещё и замкнутость и скованность,

И грусть, порой неодолимая,

Но видится сквозь замурованность

Та грация неповторимая,

Перед которой снег молитвенно

На землю падает усталую

И прикрывает нежно рытвины

Там, где её стопа ступала бы.

И я стою смущённо около,

И я смотрю, заворожённая,

Как крылья, влажные от кокона,

Расправленные, напряжённые

Вот-вот свободою наполнятся,

Подхватятся ее потоками,

И небом трепет их запомнится

И звёздами, от нас далёкими.

И долго – в голосе ли, в жестах ли —

Пускай пребудет сокровенное:

То – изнутри – свеченье женское,

Во все столетия бесценное.

СТАРЫЙ ЗАМОК

Постой! Зачем входить туда, где, множа страх,

Летучей мыши писк пронзительно-печален.

Ведь прошлое давно здесь превратилось в прах,

Лишь силуэт любви впечатан вглубь развалин.

Вглядись, здесь призрак жив того, кто был влеком

Сто лет назад сюда неутомимой страстью,

Полураскрытых губ кто целовал излом

И кто на стол швырял тузы в четыре масти.

Ты видишь, он пришёл. Гляди, его рука

Зелёного сукна касается любовно.

И он спешит туда, где шелестят шелка,

Где тесно для двоих и дышится неровно.

И, освещая свод, Луны сияет диск.

И призрак меж руин, как будто на арене.

Остановись! Оставь ему его каприз.

И пощади его – не тронь чужое Время!

СОФИ НИКОЛЬ

Загадка вечная: откуда

Оно берётся – это чудо:

Ресницы, загнутые вверх,

Глаза, распахнутые настежь…

И думаешь: какое счастье —

Что вызван к жизни Человек,

Который был зачат любовью

И назван Мудрость, то есть Софья.

И я прошу её: изволь

Счастливой быть, Софи Николь!

Тебе – весна и соловьи.

Целую пальчики твои,

Грустя, что мне не проследить

Судьбы твоей святую нить.

* * *

Бигль по имени Чарли густых королевских кровей

Не нашёл, не обрёл в Калифорнии пары своей.

Но зато, избежав беспокойства при виде подруг, Он глядит философски на мир и на всё, что вокруг.

Положив крутолобую морду на лапы свои, Он с печальным достоинством думает о бытии.

Но когда о бессмертии душ рядом с ним говорят, Вдруг глубоким и тёмным собачий становится взгляд.

И тогда я цепляю к ошейнику злой поводок, Мы идём, торопясь, к перекрёстку знакомых дорог,

И скрывается Чарли в кустах, как в дремучем лесу, И выносит прилипший цветок голубой на носу.

Он прочёл эту книгу, где запахи вместо страниц, Где шерстинки койотов и белок коснулись ресниц

И где кроется таинство переселения душ — В этом важном познанье наш разум пока что не дюж.

Но о том, что давно уже сорвана с тайны печать,

Бигль по имени Чарли обязан до срока молчать.

Каменный каньон,

Лос-Анджелес

ПОЛНОЛУНИЕ

Раз в месяц за окнами круглая встанет луна.

И сон отойдёт, а захочешь уснуть – не уснёшь.

Из многих причин непременно найдётся одна —

Такая, что душу безжалостно втянет под нож.

И вытянет узел ошибок, обид и потерь,

О чём про себя и на людях – уж лучше молчок.

Чему только щель приоткрой – и тогда твою дверь

Навряд ли спасут и щеколда, и ключ, и крючок.

Но всё же, но всё же с другой посмотри стороны:

Бессонницы, как и вампиры, боятся утра.

И звёздочка медленно гаснет близ полной луны.

И скоро рассвет – петушиного крика пора.