Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [175]

Капитан Айрингем был кавалеристом — я представил, как он командует эскадроном, оседлавшим вместо лошадей водно-огневые машины Ньюкомена, и рассмеялся.

— Меня же, доктор, он считает, представьте, ретроградом и пожилым человеком, не способным оценить по достоинству новые веяния.

— Молодое поколение наступает нам на пятки, друг мой Джим. Так было всегда и будет вечно, на том и зиждется прогресс человечества.

Я отметил сказанное доктором «нам», и подумал, что не так уж давно, в нашу первую экспедицию на остров, Ливси был человеком моих нынешних лет, а я совсем чуть старше Джереми, и считал доктора, сквайра, капитана людьми пожилыми, бесконечно далекими от моего поколения…

И тут Ливси меня огорошил:

— А еще мне показалось, что Джереми влюблен в твою невесту.

— Джереми?! Доктор, вы шутите… ему всего пятнадцать!

— Самый подходящий возраст для первой любви. Я мог бы отнести некоторые замеченные мной признаки его влюбленности на счет какой-нибудь юной леди, оставленной им в Англии. Но два дня назад юнга Истлинг попросил у меня несколько листов писчей бумаги, сказав, что хочет заняться путевыми заметками. Позже я видел один из этих листов у него в руках… Разумеется, я не стал заглядывать ему через плечо, но мне показалось странным, что путевые заметки изложены короткими стихотворными строчками. И, по-моему, в тех строчках через одну мелькало женское имя на букву «П».

— Охо-хо-хо… Недолгое капитанство явно вскружило братцу голову. Давно ли лапы якоря точил, а сейчас, того и гляди, невесту уведет, сокровище заберет… Надо бы проучить его на обратном пути.

— Как?

— Линьками уже нельзя, все-таки целый день был капитаном. Дам ему возможность еще разок покомандовать шхуной, но уже не стоящей на якоре… Назначу вахтенным офицером, пусть подменит меня и Сильвера, отстоит ночную вахту. Опозорится разок как судоводитель и избавится от непомерных амбиций. Патрицию ему… ишь, удумал.

— А если не опозорится? Он весьма толковый юноша, как мне кажется, а ночная вахта не столь уж сложна, если судно идет заданным курсом и с парусами работать не надо.

— Опозорится. Подложу ему железный брусок в нактоуз, а утром посмотрим на заданный курс…

— Я мало смыслю в навигации, и не очень понял суть твоей задумки.

— Рядом с нактоузом не должно быть никакого железа, — пояснил я, — иначе компас начнет давать ложные показания. Там даже гвозди медные, а если положить увесистый брусок, то погрешность станет огромной. Любой мало-мальски опытный судоводитель бросит взгляд на небо и тут же поймет по звездам, что компас показывает не то, найдет причину и устранит ее. А наш амбициозный пятнадцатилетний капитан, не способный отличить Южный Крест от Ложного Южного Креста, так и будет рулить не пойми куда, и, если дать ему достаточно времени, может вообще промахнуться мимо Американского континента и уплыть к границе южных льдов.

— Зачем тебе к южным льдам, Джим?

— Ну, за ночь-то мы туда не попадем… Но спесь я с братца собью.

— Не знаю, не знаю… Он, кажется, очень удачливый молодой человек. Если он действительно несколько лет спустя приплывет сюда с водолазным колоколом, то по крайней мере место гибели «Красотки Мэй» будет знать не приблизительно, а точно.

Я ничего не понял.

— Видишь ту оранжевую точку? Да нет, левее… Это мой буек, его за эти дни не сорвало волнами, и от него тянется линь к гарпуну, застрявшему в корпусе бригантины. Как установите большой буй, надо будет попробовать расшатать гарпун и вытащить. Поработаю с ним, надо переделать наконечник, снабдить его какими-нибудь лапами, раскрывающимися после попадания.

* * *

Буй мы выставили капитальный, способный не один год противостоять стихиям. Надежный груз крепился к толстому и хорошо просмоленному манильскому тросу, а поплавком служил бочонок, который был не просто просмолен, но и набит пробковой корой — даже прохудившись, далеко не сразу утонет. Я не верил в затею Джереми, но сделал все, как полагается.

Затем мои братья попытались с челнока поднять гарпун Ливси, и вскоре Джереми доложил: вместе с гарпуном движется какой-то обломок, они с Жофреем его слегка приподнимают, но поднять наверх не хватает сил.

— Мистер Эндерби, прикажите бросить им конец, пустим в ход кабестан, — сказал я рассеянно.

— Что с тобой, мой мальчик? У тебя очень странный вид.

— Доктор, мне не дает покоя одна мысль…

— Какая?

— Помните греческого царя, вечно забываю его имя, который кидал в море самоцветы, а море возвращало?

— Примерно представляю, о ком речь. Однако интересную же ты выбрал тему для размышлений… самое главное, своевременную.

— Я бросил в море серебро… Флягу. Помните?

— Хм… не думаю, что море ее вернет.

Кабестан выбрал трос и начал сматывать витки китобойного линя. Тот был натянут струной. К поверхности вместе с гарпуном поднималось нечто тяжелое.

— Речь не о фляге, доктор. Я вот думаю: а что же такое мог загарпунить Мак-Тавиш, если стрелял по палубе? Что мы сейчас тянем? Любой деревянный обломок всплыл бы сам.

— Джим, не хочешь же ты сказать…

— Отбитый у датчан ящик только-только доставили на «Красотку», когда мы к ней подплыли.

— Не стоит тешить себя беспочвенными иллюзиями, друг мой Джим… Разочарование будет слишком сильным.