Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2 - [170]

После чего капитан Бризи, не желавший дальнейшего кровопролития, отправил к пиратам парламентеров для переговоров. Были достигнуты договоренности, обезопасившие «Красотку Мэй» от новых нападений, но капитан Бризи не знал, что пират Хокинс ведет двойную игру, и на его стороне выступает сообщник, прибывший на другой шхуне, — некий Дэвид Ливси, государственный преступник и мятежник, заочно приговоренный к смерти за свои многочисленные преступления. (Это ведь был доктор, правда, Джим? Я не мог отсюда, сверху, разглядеть лицо, но узнал его по походке, по движениям, по манере держаться.)

Установив на судне своего сообщника пушку калибра, запрещенного для торговых, рыболовецких и китобойных судов, пират Хокинс уничтожил «Красотку Мэй», подорвав прямым попаданием ее пороховую кладовую, и убив капитана Бризи и несколько десятков его моряков.

Вот такую историю услышит Верховный суд Адмиралтейства, и отправит пирата Хокинса в Уэппинг, на «Пристань казней», в объятия веселой вдовушки Конопляной Мэри, и Хокинса по старинному обычаю сначала поднимут высоко, чтобы он умер, а после опустят низко, чтобы его омыли три прилива, а после снова поднимут высоко, чтобы его клевали птицы. А если Верховный суд этого не сделает, то он, Эбрахам Грей, очень удивится.

* * *

Подлец Грей перевернул всё с ног на голову, выставил белое черным, а черное белым, — но я не смогу опровергнуть в суде, не солгав, ничего из им сказанного. На самом деле он сейчас повторял давний трюк Сильвера, и весьма небесталанно повторял.

— А если ты думаешь, Хокинс, что сможешь здесь, на острове, зачистить все концы, и всё останется шито-крыто, то лучше так не думай. Тебя непременно спросят, куда ты подевал половину команды, и отчего у твоей шхуны в бортах красуются заделанные дыры, чертовски смахивающие на те, что оставляют ядра. Твоих людей начнут допрашивать, и они расскажут всё, не желая поехать в Уэппинг на черной повозке, возящей в один конец. И спасти твою шею, Хокинс, может лишь одно: показания в суде Эйба Грея, над которыми мы вместе подумаем во время долгого пути в Англию, и сочиним историю, оставляющую и овец целыми, и волков сытыми.

Я ему не верил. Мы можем придумать с ним что угодно, но в суде он скажет то, что посчитает нужным. И капитана Хокинса омоют три прилива, а после расклюют птицы.

Что сделали в похожей ситуации дурак Трелони и Ливси с его странными для меня понятиями о чести, я знал.

А что бы сделал Флинт?

Я понял, что знаю, как поступил бы дед… Он сделал бы, что должен, не думая о последствиях.

Поднявшись на ноги, я обратился к Грею торжественным тоном:

— Эбрахам Грей, я внимательно тебя выслушал, и вот мой ответ.

Быстро подняв пистолет, я выстрелил ему в голову. Вернее, попытался выстрелить. Курок негромко щелкнул, выстрел не прозвучал. Осечка. Не теряя времени, я спустил второй курок. Вновь осечка.

Я ничего не понимал. Вроде не так давно заменил затравочный порох на свежий, когда дело происходит невдалеке от моря, надо делать это регулярно, учил меня Бонс, и я навсегда запомнил урок.

Грей тоже оказался на ногах. Рассмеялся, глядя на мое недоуменное лицо.

— Спасибо, Хокинс, что слушал меня так долго и внимательно. Я, кстати, помнил, что это твое место, — он легонько пнул ногой «скамью подсудимых», — и непременно бы тебе его уступил, если бы ветер дул с другой стороны.

Проклятье! Я всё понял, но понял слишком поздно. Струйка родника, падая с высоты, ударялась о поверхность водоемчика, порождая облачко мельчайших, невесомых и невидимых глазу капелек воды. Грей уселся так, что я был вынужден занять другое удобное место, — и ветер сносил это облачко на меня. А потом он говорил, говорил, говорил… дожидался, пока отсыреет затравочный порох на полках моих пистолетов.

Бросив пистолет в карман, я схватил с «подлокотника» второй, надеясь лишь на чудо.

Сухой щелчок. Еще один. Чуда не случилось.

Я громко застонал. Рука с пистолетом бессильно опустилась… Грей снова засмеялся.

И тут грохнул выстрел! Он чуть не изуродовал мне ступню, пуля ударила в полудюйме от нее.

Чудо все-таки произошло, но оказалось глупым и ненужным. Сырой затравочный порох кое-как воспламенился, но пистолет так сильно «потянул», что можно было перечислить имена всех апостолов, дожидаясь выстрела.

— Брось это оружие трактирщиков и доставай тесак, — сказал Грей, — и решим все возникшие между нами вопросы в честном поединке честной сталью, как подобает джентльменам.

Пистолет я уронил под ноги, и тесак достал, но поединок между джентльменами трудно назвать честным, если один фехтует как Грей, а другой как я.

* * *

Клинки со звоном ударялись, и отскакивали друг от друга, и я не понимал, отчего еще жив, потому что продолжалось это куда дольше, чем я рассчитывал прожить после начала поединка, — я помнил, сколько длилась схватка Грея с Джобом Эндерсоном, и не думал, что фехтую лучше здоровяка-боцмана.

Затем я понял: он не старался меня убить, он загонял меня к обрыву, и добился своего. За спиной была пропасть в семьдесят футов глубиной, я искоса глянул через плечо, пытаясь увидеть: сколько осталось в запасе? шаг? два? — но ничего не сумел разглядеть.