Одиссея генерала Яхонтова - [15]

— …Меня поражает, сколь много русских офицеров у нас в Иокогаме и, видимо, у вас в Токио сидят сложа руки и ждут падения большевиков, — так говорил вице-адмирал А. В. Колчак, приехавший в посольство проститься. Александр Васильевич пару месяцев назад прибыл в Японию из США, где он возглавлял русскую морскую миссию. Жил он в Иокогаме, русских сторонился, общался больше с японскими и английскими военными. Рассказывали, что вице-адмирал ударился в восточную мистику, изучает дзэнбуддизм, часами сидит у камина с обнаженной самурайской саблей в руках, улавливает в бликах на стали какие-то вещие знаки. Яхонтову было интересно встретиться и поговорить с этим странным, но во всяком случае последовательным человеком. Известно было, что Колчак резко настроен против революции.

Поговаривали, что Керенскому сумрачный вице-адмирал внушал страх, и он с охотой сплавил его в длительную командировку к союзникам. А среди офицеров уже ходила, обрастая подробностями, легенда о том, как Александр Васильевич Колчак в ответ на требование революционных матросов сдать оружие бросил за борт свой адмиральский кортик (по другой версии — парадную «Георгиевскую» саблю). И вот они сидят в яхонтовском кабинете, и Колчак, любуясь кавказским кинжалом, говорит о том, что надо действовать.

— Я предпочел стать кондотьером, — говорил Колчак, — зачислен на службу его величеству английскому королю. Меня направляют на месопотамский фронт. Правда, там, ходят слухи, сейчас свирепствует холера, но, ей-богу, почетней погибнуть от холеры, чем от руки какого-нибудь сознательного пролетария.

Термин «кондотьер» Яхонтову показался не совсем достойным, хотя, в сущности, он и сам подумывал о том, чтобы вступить в одну из союзных армий. Но Яхонтов имел в виду победоносное завершение войны против Германии и ее союзников, а Колчак — «исцеление России», пусть даже с помощью чужеземных докторов. Вот это-то и пугало Яхонтова. Он не склонен был идеализировать «докторов» и опасался, как бы они не впали в соблазн пограбить в доме тяжелобольного. Смутило его также принципиальное непризнание Колчаком чего-либо позитивного в революции. Яхонтову казалось, что легкость, с которой Россия рассталась с монархией, — доказательство того, что самодержавие изжило себя. Колчак смотрел на проблему иначе. Если и была ошибка у старого режима, считал он, то лишь одна — неоправданный либерализм. Надо было бить, расстреливать, вешать. Мы сами, сказал он, распустили народ. Мне, морскому офицеру, стыдно, что матросики — ударная сила большевизма.

Расстались с «кондотьером» не то чтобы сухо, но как-то даже и с облегчением. Контакта не получилось. Больше они не встречались никогда, но Колчаку было суждено, самому о том не зная, сыграть немалую роль в жизни Яхонтова.

Отставка

Два этих визита — ротмистра Тарханова и вице-адмирала Колчака — каждый по-своему укрепили Яхонтова во мнении, что с его службой надо кончать. Посол Крупенский уже открыто высказывался за интервенцию. Уже на Владивостокском рейде маячили японские и британские военные корабли. Уже слали консулы телеграммы со слезными просьбами о защите иностранцев в России. Росло число отрядов, разбойничающих в Сибири и на Дальнем Востоке. Ни для кого не было секретом, что барон Унгерн, барон Тирбах, равно как Семенов, Калмыков и другие атаманы и атаманчики, получают вооружение и снаряжение отнюдь не из русских источников. Но формально дело обставлялось так, якобы средства поступали через русское посольство в Японии, через военного атташе Яхонтова. Виктора Александровича, принципиального противника иностранной интервенции, роль, которая отводилась ему в этой комедии, совершенно не устраивала.

Боевому офицеру место на фронте — ведь война далеко не кончена. Нет возможности сражаться в Галиции — будем сражаться во Фландрии или в Ломбардии. Был, конечно, еще один путь — вернуться в Россию, добраться, например, до старого приятеля Дутова, поднявшего в оренбургских степях знамя антибольшевистского мятежа, и принять участие в разгорающейся гражданской войне, но Яхонтов отверг его для себя. Он не хотел участвовать и братоубийстве. Он еще надеялся на какое-то сравнительно бескровное разрешение конфликта внутри России. Но надежды рушились одна за другой. Большевики так и не исчезали, хотя, по расчетам самых уважаемых авторитетов, они должны были уже давным-давно сгинуть. Не сбылись надежды на Учредительное собрание, которое, как казалось Яхонтову, могло повести Россию путем золотой середины. Не особо заботясь о своей международной репутации, большевики разогнали «учредилку».

Но окончательно подтолкнул Яхонтова к решению об уходе со службы страшный день 4 марта. Это был по истине день плача на реках вавилонских. Если все другие сообщения из России и о России не всегда получали в посольстве одинаковую оценку (были там, например, монархисты, для которых разогнанные учредиловцы были такими же врагами, как и большевики), то 4 марта взрыв негодования был совершенно единодушным.

В этот день все телеграфные агентства мира оповестили, что накануне в Брест-Литовске Советская Россия подписала мирный договор с немцами. Ранее доходили какие-то странные известия о распрях в большевистском руководстве, о том, что, посылая делегацию для ведения внешнеполитических переговоров, они сами толком не знали, что хотят. То они чуть было не приняли немецких условий, но потом Бронштейн-Троцкий понес какую-то околесицу «ни мира, ни войны» (что это, никто не мог понять). Воспользовавшись дипломатической малограмотностью узурпаторов, немцы пошли в наступление и чуть было не взяли Петроград. Тут большевики спохватились и срочно стали создавать армию (по принципу «на охоту ехать — собак кормить»). И вот он, плачевный итог четырехмесячного большевистского правления, перечеркнувший века собирания державы. От России отторгались Польша, Лифляндия, Литва, Эстляндия, Курляндия, часть Белоруссии; к Германии отходили Рижский залив с Ригой и Моонзундские острова; Финляндия и Украина объявлялись самостоятельными государствами; к Турции отходила Восточная Анатолия… Всего Россия теряла миллион квадратных километров территории с населением в 46 миллионов человек. На этой территории производилось три четверти железа, добывалось девять десятых каменного угля… Но и это не все. Немцы временно оккупировали многие земли восточнее указанной в договоре линии. Надлежало немедленно закончить демобилизацию русской армии и распустить вновь образованные отряды Красной Армии… Военные корабли требовалось привести в русские порты и интернировать до общего мира пли разоружить. На Россию накладывалась также огромная контрибуция.