Одинокий прохожий - [9]

И с неумолимостью железной

Их оточенные лезвия,

Отсекая, сбрасывают в бездну

Краткие отрезки бытия.

Днем и ночью — слышишь этот грозный,

Этот властный, непрерывный стук?..

О, скорей, пока еще не поздно,

Измени всю жизнь, внезапно, вдруг!

«О, эти тонкие гобои…»

О, эти тонкие гобои

Над морем скрипок и альтов!

Как будто брошены судьбою

В печальный мир без берегов,

Они зовут, томятся, просят,

И дирижера тонких рук

Движенья мягкие приносят

За вздохом вздох, за звуком звук.

О, насмерть раненная тема

Свинцом холодным на лету!

Она поет, — и видим все мы

Полет последний в высоту,

И неизбежное паденье,

И крылья светлые в пыли…

И мы следим с таким волненьем,

Как будто не уберегли,

Как будто нашим соучастьем,

Виною нашей, из-за нас

О легком, о свободном счастье

До мира весть не донеслась.

Блудный сын

В открытом поле, на ветру,

Хозяйское свиное стадо

Весь день пасти, — а ввечеру

За труд наемника награда:

Вода и горсть сухих рожков,

И на ночь жесткая солома.

Лишь изредка, средь скудных снов, —

Над ровной, плоской крышей дома

Дым голубой припомнишь ты,

И мшистый камень у дороги,

И роз колючие кусты,

И тень от листьев на пороге.

Изгнанья воздухом дыша,

В последнем, нищенском паденье,

Так видит чудный сон душа

О царственном происхожденье.

Из рук Отца она смеясь

Приемлет чашу золотую, —

И вдруг, со стоном пробудясь,

Опять бежит во мглу земную.

«Соборной мудрости начало…»

Соборной мудрости начало,

Торжественное слово: мы!

К себе всегда ты привлекало

Сердца и верные умы.

Кто знает счет деревьям в чаще?

Подобных между ними нет, —

Но все они семьей шумящей

Встречают огненный рассвет.

Нет одиноких: есть слепые,

В себе замкнувшиеся есть, —

Пока их души ледяные

Не пробудит благая весть

О том, что в этой жизни трудной

Никто не брошен, ни один,

Что самый нищий, самый блудный

И самый падший — все же сын.

Иаков

А. Руманову

Был этот вечер, как и все другие:

Волы мычали, полная бадья

Расплескивала брызги золотые,

Вернулись шумно с поля сыновья.

Когда же все замолкло, гул и гомон, —

Он тихо встал и вышел за порог:

Звезда стояла над уснувшим домом,

И свет ее был пристален и строг.

А позже сквозь глубокую дремоту,

Тогда к нему во мраке приступил

И молча с ним всю ночь боролся Кто-то,

И на заре его благословил.

Орфей

1. «Еще внизу, еще в долинах…»

Еще внизу, еще в долинах

Туман колышется ночной,

И сумрак на крылах совиных

Несется низко над землей.

Все тихо, лист не шевелится;

Все звуки канули ко дну.

Лишь резкий крик бессонной птицы

Подчеркивает тишину.

Но с каменной, но с горной кручи

Видны далекие леса:

Там с каждым мигом все певучей

Светлеет неба полоса.

Один, лицом огню навстречу,

Стоит Орфей, — и золотой

Ложится блеск ему на плечи,

Венцом горит над головой.

2. «Орфей поет. — Деревья, камни, воды…»

Орфей поет. — Деревья, камни, воды —

Все замерло, все внемлет, все молчит.

Бессмертной птицей в голубые своды

Таинственная песнь его летит.

За голосом, за лирою звучащей,

Идут во мгле рассветной, без дорог,

Выходят звери из глубокой чащи,

У царственных его ложатся ног.

О, музыки высокое начало!

На творческий, на благодатный пир

Ты призываешь с силой небывалой

В согласный хор преображенный мир.

3. «Не умер он, его менады…»

Не умер он, его менады

Не растерзали… Сам собой

Из тесной, из земной ограды

Он хлынул песенной волной.

Она поет в деревьях, в травах

И в ветре мчащемся; шумит

Во вздохах моря величавых;

И ночью, в час, когда молчит

Весь мир, и в черном небе звезды

Свою раскидывают сеть, —

Звучит незримо самый воздух…

Орфей не может умереть,

Пока взлетает с пеньем птица,

Пока волна бежит на брег,

Пока живет, пока томится

Тоской по небу человек.

«Ушла, отодвинулась суша…»

Ушла, отодвинулась суша,

И волны, подобно горам,

Громады туманные рушат

И снова вздымаются. Там

Огромный корабль погибает,

И пушечных выстрелов рев

Сквозь пену и мглу долетает

До темных, ночных берегов.

Давно ли еще красовались

Нарядные флаги на нем,

И пенье и смех раздавались,

И клики, и музыки гром?..

Европа, угрюмо и страшно

Ты гибнешь, ты тонешь: вода

Твои исполинские башни

Готова покрыть навсегда.

Но с веткой масличною птица

Не будет, слетев с высоты,

Над верным ковчегом кружиться:

Его не построила ты.

1940

«Победа? — Да, и слава Богу!..»

Победа? — Да, и слава Богу!

Свобода? — Кто же ей не рад?

Но не весельем, а тревогой

Мир пошатнувшийся объят.

Холодный зимний дождь уныло

Струями льется с высоты

На прошлогодние могилы,

На прошлогодние цветы.

И равнодушья косной силе

Опять всецело преданы,

О боли огненной забыли

Земли угрюмые сыны.

«Великого города стены…»

Великого города стены,

Твердыня и каменный строй,

И нежное тело Елены, —

Чем стали вы? — Пылью, землей,

Лозой виноградною, птицей,

Густой, бархатистой травой,

Что веером ровным ложится

Под легкой и сильной косой.

Земное непрочное племя,

Все вновь превращаешься ты,

Когда исполняется время, —

В растения, камни, цветы.

К чему же над новою Троей,

Которую время опять

Своей затопляет волною,

Нам плакать и руки ломать?

«“Sunt lacrimae rerum”— Есть слезы вещей…»

Sunt lacrimae rerum…

Vergil

Sunt lacrimae rerum — Есть слезы вещей. —

И грусть, и печаль, и большие обиды

Плывут, как туманы над влагой морей,

Плывут над простором стихов Энеиды.

Плывет к италийским Эней берегам,

Качает корабль, — и несчастной Дидоны

Несутся как птицы за ним по волнам