Одинокий прохожий - [10]

Печальные крики, прощальные стоны.

Но что ее гибель, но что его страсть,

И памяти горькой упреки и речи!..

Империи сила, держава и власть,

Как камень, ложится на смертные плечи,

И камень за камнем, плита за плитой,

Стена за стеной — оглушительный молот

Гремит, — и растут и твердыня, и строй,

И с ними — печаль, одиночество, холод.

«История — не братская могила…»

История — не братская могила,

Где все прошедшее погребено.

Она — незримо движущая сила.

И человеку изредка дано,

Мгновеньями, в молчании глубоком,

Настороженной, пристальной душой

Над времени несущимся потоком

Угадывать великий некий строй.

И все тогда становится иначе:

В небытие не падают года,

И горькие земные неудачи

Не давят, как могильная плита.

И не река холодного забвенья

Во тьму бежит стремительно из тьмы:

Сквозь плеск и гул, и грохот, и волненье,

Далекий чудный голос слышим мы.

«Ты помнишь ли как в царскосельском парке…»

Ты помнишь ли как в царскосельском парке,

Вдоль всей екатериниской аллеи,

Вдоль синих окон белого дворца

В сентябрьском воздухе кружились листья,

То желтые, то красные, и мягко

Ложились на траву и на скамейки,

На плечи белых мраморных богов.

Стояли дни, когда не только воздух,

Но самый мир становится прозрачным

И звуки и цвета приобретают

Какую-то особенную ясность.

В них было что-то царственное, в этих

Дубах и кленах, так они спокойно

Свое роняли золото на землю.

Империя тогда уже клонилась

К ущербу, но безмолвие и холод

Ничем не нарушимые царили

В те годы там, в торжественных садах,

Чуть тронутых осенним увяданьем.

А посреди пруда с большой колонны

Орел чугунный, крылья распластав,

Летел — напоминание о славе —

Пронзительным не нарушая криком

Предгибельной и полной тишины.

Отрывки из поэмы

Н. Оболенскому

1. «Я вспомнил листья золотые…»

Я вспомнил листья золотые —

Под небом Царского Села,

Где свет увидел я впервые,

И снова память мне дала

С неизъяснимою отрадой

Увидеть ясно, как сейчас,

Деревья и решетку сада

В воскресный, ранний, светлый час.

Один на площади открытой,

Чуть повод трогая рукой,

В черкеске синей, ловко сшитой,

Скакал конвоец верховой;

И вдоль дворца зеркальных стекол,

Вдоль бронзовых кариатид,

Горячий конь ритмично цокал

Подковой звонкой о гранит.

Империя уже клонилась

К ущербу, мглой окружена,

Но чудным блеском золотилась

Садов вечерних тишина;

И на дворцовую ограду,

И на чугунного орла

Ночная поздняя прохлад

С печальной музыкой текла.

Но нам — далекий, музыкальный

Непрекращающийся шум

Мелодией казался бальной.

Беспечно жили мы, без дум

И без тревог; мелькали зимы

Бесшумно-белой чередой,

Кружились, проносились мимо, —

И только помнился порой

Девичий смех и снег хрустящий,

И мех на розовой щеке,

И медный, плавный и щемящий

Вальс на серебряном катке.

О, как блаженно мы кружились

По синему ночному льду,

Тенями легкими носились,

Вновь появлялись на свету.

Так листья с шумом возникают

В прямоугольнике окна,

И мечутся, и пропадают, —

И снова мрак и тишина.

Но сердце помнит благодарно

Виденье отроческих лет:

Снег вьющийся и круг фонарный,

На льду конька мгновенный след.

2. «Дыханье осени в природе…»

Дыханье осени в природе,

Пустое поле. Там, вдали

Стреноженная лошадь бродит,

Как будто на краю земли.

С крутого, темного обрыва

Река вечерняя видна;

Ее две утки торопливо

Пересекают. Тишина

В прозрачном воздухе такая,

Что ясно слышен каждый звук:

Крик журавлиный долетает,

Телеги раздается стук.

Рубеж. Ракита у дороги

Близ пограничного столба, —

И взором пристальным и строгим

В лицо смотрящая судьба.

Когда на гибнущую Трою

В последний раз глядел Эней,

В изгнанье унося с собою

Виденье родины своей,

Должно быть, каждый малый камень,

Пучок травы береговой

Ловил он жадными глазами,

Вбирал ревнивою душой.

Прощай! — Надолго ли, кто знает?..

Проходят вереницы лет.

Во мгле, в тумане пропадает,

Теряется далекий след.

«Дом подожгут или разрушат…»

Дом подожгут или разрушат,

И в груду щебня превратят,

И птицу певчую придушат,

И вырубят плодовый сад.

Что ж, значит, может быть, не стоит,

Не стоит с жадностью такой,

Так страстно ставить на земное:

Ты не возьмешь его с собой.

Все отпустить, все бросить в ветер:

Пускай летит, пускай плывет.

Блажен, кто ничего на свете

Своим ревниво не зовет:

Ему открыты все дороги,

Земная жизнь ему легка,

И дни проходят без тревоги,

Как в синем небе облака.

«He мне воспеть вас, смелые вожди…»

He мне воспеть вас, смелые вожди,

В грозу народ ведущие к победе,

Сметая вражьи полчища с пути:

Нет в голосе моем державной меди.

Но вижу я другие времена,

И мирный труд, и злаки изобилья,

Которые взрастит моя страна

Ценою небывалого усилья.

В крови и в муке, в муке и в крови,

Неслыханною страшною ценою

Ты добываешь, родина, свои

Права на годы счастья и покоя.

Свободным человека создал Бог,

Везде, всегда, в подъеме и в паденье,

Чтоб к высшей он идти свободе мог

Дорогой огненного очищенья.

Май 1944

Двадцать второе июня

В этот день мы увидели снова,

Вдруг, отчетливо, как наяву,

Полосу рубежа родного,

Перелески, кусты, траву,

И полки врагов, наступавших

В предрассветной туманной мгле,

В утро Дня Всех Святых, просиявших

От начала на русской земле.

Да, какие пространства и годы

До тех пор ни лежали меж нас,

Мы детьми одного народа

Оказались в смертельный час.

По ночам над картой России

Мы держали пера острие