Одинокий друг одиноких - [48]

Ему нисколько, ему сколько угодно. Его всевозрастность обозначилась очень рано.

Среди Одиноких Друзей Одиноких он не самый сильный, не самый мудрый — но самый проникновенный, самый чудесный, самый утешительный, самый человечный и самый близкий. Ближе просто не может быть.

И по космической глубине, скрытой в волшебной прозрачной легкости, ему равных нет.

Недаром человек, больше всех любивший и лучше всех знавший его в России, первый советский наркоминдел Чичерин сравнивал Моцарта с Леонардо. В музыке — да!

И вот почему, как научно доказано, он и самый целебный из композиторов, и самый лучший для детей.

Как долго ждал неторопливый Бах,

чтоб молоко обсохло на губах.

А мальчику был нужен покровитель

покроя нежного,

по крови — все равно,

вино души, светлейшее вино —

и он нашел…

И я тебя увидел…

Печали свет, и смех, и первый снег,

и взгляд нетайный…

Первый человек,

из рая изгнанный,

виновный лишь в любви…

Как слабо все!

Но ты благослови…

Моцарт с двухлетнего возраста стал первым моим любимым композитором — сперва влегкую: нежным очарованием скрипичных концертов, бодрой энергией «Турецкого рондо» (в 5 исполнении Марии Юдиной, впрочем, и эта светлая ажурная пьеска наполнялась демоническим неистовством!..), до-мажорной сонатой, с ее милой беззаботной игривостью, скрывающей бездонную грусть одинокого ребенка…

А потом симфонии — сначала, конечно, сороковая, хитовая; потом фортепианные концерты, потом трио, квартеты, потом оперы, Месса, Реквием…

Потом оказалось, что от него можно свободно, легко и далеко уходить, даже будто бы забывать, и также легко и радостно возвращаться — как к настоящему Другу.

Потом стало ясно, что он вселенски неичерпаем, что никакого количества жизней не хватит, чтобы устать его узнавать, открывать им миры и миры, открывать людей и себя…

Пока под небом будет страдать хоть одно одинокое человеческое существо, Моцарт будет востребован.

Молния Моцарт будет пронзать нашу тьму еще столько времени, сколько потребуется, чтобы человек, не перестав быть человеком, стал Богом — да и потом он жить с нами будет, в том Царстве, которое пока только внутри…

О, кто же знает,

зачем жизни наши

переплетаются, как лианы,

зачем бог любви превращает нас

в пьяных детей?

Тьма зубами скрежещет;

очисти себя от скверны!

А свет смеется; лети! — лети!

Художник свободный,

доверься кисти —

конца не бывает,

но есть поворот пути,

и дан выбор частице всякой:

залечь незряче

в глину глухой разлуки,

в окаменелый сон, —

или взорваться, вспыхнуть

в волне горячей —

Моцарт спасен!

единица и дроби

Император: — Музыка неплоха, но мне кажется, в ней чересчур много нот.

Моцарт: — Нот ровно столько, сколько нужно, Ваше Величество.

Да не заподозрят, будто посредственности кто-либо отказывает в священном праве на бытность. Если кто и отказывается быть собой в своем качестве, то это сама посредственность.

Ей больно, ей стыдно, ей завидно, она не желает себя признавать такою как есть, она притязает на несравненно большее… Вот уж напрасно. Кормилица, мать-земля, всех и всего начало и продолжение, и уж точно всему конец…

— Слишком много нот, Моцарт

Зачем столько нот?..

Посредственностью именую все, что не гениально, без переходных, сравнительных и обнадеживающих степеней, вроде «талантливости». Либо гений — либо посредственность, ничего более. Природа одна, и едина Истина Только Гений ее выражает без искажений. Талант — абитуриент; а гений уже сдал экзамены.

Гений может дозреть, если он есть. Но до гения нельзя дорасти: не бывает почти гениев, как не бывает почти лошадей, Чистое качество, абсолютное однообразие в абсолюте своеобразия. Посредственность же неистово многолика: по оттенкам и степеням, по количествам, по тому, насколько и как вкраплены в нее частицы Божественного Совершенства, в отдельности таковым не являющиеся, как искры не суть пламя, хоть иногда и возжигают пожары…

Посредственность невероятно жизнеспособна. У нее есть и ум, и воля, и хитрость, и проницательность, и неистощимая жажда пробиться, утвердиться, достигнуть,

У гения нет ничего, кроме себя, он беспомощен, а у посредственности есть все — все, кроме гениальности… Посредственность управляет миром, царствует — это вполне очевидно, ибо посредственность делает это, конечно, посредственно: самоутверждаясь, не достигает..

Адская мощь заключена в неисчерпаемости этих дробей, всем стадом стремящихся к недосягаемому пределу — Единственной Единице

— Зачем столько нот», Моцарт?

— Для музыки, Баше Величество.

Маяковский пришел в себя

С гениальными поэтами в России беда: либо убивают их, либо самоубиваются, либо всячески помогают себя убить, либо живут прозябаючи, иссыхают, либо спиваются, либо настигает с государством скандал, изгоняют…

Имеются и более или менее спокойные исключения (Ахматова), но уж больно похожа беда эта на правило — и уж точно, тенденция есть, как любил говаривать один мой пациент-алкоголик в ответ на вопрос, не в запое ли он.

Тенденция есть: к несовместимости запредельных требований творческого самоосуществления — и тесных пределов личного пространства и времени, житейской конкретности с ее зависимостями и гипнозами.

Тенденция есть: к драке между творящей душой и кормящей личностью в одном теле, драке с частым летальным исходом.