Одинокий друг одиноких - [50]

Можешь ли представить себе. Друг мой, Моцарта, целеустремленно и мастеровито, со знанием дела переквалифицировавшегося в Сальери? Под заказ мог омузыкалить хоть Библию, хоть «Капитал», хоть отчет партбюро — и делал сие! Представляешь ли, как грандиозно могла звучать написанная ПРКФВ к 20-летию октябрьской революции кантата для двух хоров и четырех оркестров на слова Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина?.. Написал!

Испугались, запретили исполнять. Ничего, проехали. На 60-летие Сталина сочинил другую кантату; заздравную — прозвучала с триумфом, премии потом давали сквозь зубы — и все равно замордовали, задавили, прибили: объявили вместе с Шостаковичем антинародным. Жену отправили на девять лет в лагеря. Скиснуть себе не дал, но треснула психосоматика: заболел астмой, резко сократившей его дни.

Пытаюсь его рисовать, как обычно, по памяти (видел фото и пару кадров в кино). Под лысым черепом лицо яйцеголовогого нобелевца-суперинтеллектуальный, чувственный, саркастичный, закрытый.

К концу жизни вчистую выполнил моцартианскую норму: болезнь, нищета, загнанность, полное душевное одиночество и почти полное бытовое. Ростропович собирал деньги, чтобы его кормить.

А умереть угораздило в один день с великой посредственностью — Иосифом Сталиным. Кучка друзей не могла отыскать ни цветка на свежую могилу настоящего гения..

Стихотворение, которое ты сейчас прочтешь, было мною написано в бытность студентом под впечатлением от только что услышанной музыки Прокофьева — попытка передать музыку образами и звучаньем стиха. Через несколько лет перечел и положил слой добавочный, в ином ритме,

Нет грусти. Хруст костей. Кадят реторты.

Кавалергарды громоздят гробы

на грудь горбунья. Грумы-септаккорды

стремглав промчались на призыв трубы.

Черт играет я преферанс с римским папой.

Бородатый рыцарь Брамс машет шляпой.

Игра остра. Магистр-Администратор,

затраты страсти сократив, срастил

гротеск и пастораль, и страх кастратов

с неистовством насильников скрестил.

Власть не ведает стыда. Блуд на блюде.

Ваше счастье, господа, вы нелюди.

Тромб в партитуре. Дротики и копья

пронзают мозг, и некуда упасть,

и драит хвост дракон, и шлет Прокофьев

ему бемоль в разинутую пасть.

Приближается финал.

Жизнь захлопнув, как пенал,

роковой маэстро

дарит смерти место —

кровь свою лакать.

Но не лгать.

Не лгать.

антракт

пьедестал

пьеска-ужастик в одной акте, основанная на факте

_{Действующие лица:}

_{Классик Икс}

_{Пьедестал Классика Икс}

_{Читатель «М»}

Классик Икс бредет по бульвару

явно не с пылу с жару,

чувствуется, подустал.

Пьедестала под ним нет,

 отсутствует Пьедестал.

Классик Икс по бульвару бредет

и думает о салате.

И вдруг навстречу ему Читатель,

а если точно. Читатель М,

что означает Массовый,

то бишь кассовый.

— Ба! — Что вижу! Это вы, почтенный Классик!

— Я. Увы.

— А где же Пьедестал, позвольте спросить?

— Не ведаю. Увольте.

— Кого уволить? Это как-с?..

— Пишите письма. Шлите факс.

Сообщите электронной почтой:

уволен классик Икс за то,

что махнул рукой, такой-сякой,

и тем нарушил мой покой.

— Почтенный Классик, вас достали,

я понял. Это все детали,

все суета и славы дым…

Я представлял вас молодым…

Почтенный Классик, извините,

вот ручечка… Вот здесь — черкните.

(Подает самописку и подставляет лоб,

автограф на нем бич поставлен чтоб.)

Вот здесь? На лбу? Черкнуть? — Зачем?

Поскольку и Читатель «ЭМ»,

я этой частью тела ем.

Прошу вас, приложите лапку.

На лбу ношу я также шапку.

При нашей подписи на нем

соседи скажут: «М» — умен.

А вам не боязно ли стало

пешком ходить без Пьедестала?..

Вас могут люди не узнать.

Вас могут жулики догнать,

ограбить. Подложить наркотик.

Пощупать ножиком животик.

— Вы знаете, мой Пьедестал

вчера держать меня устал

и погулять пошел. Опомнясь,

пошел и я. Забрел в Макдоналдс

хлебнуть чайку, а денег нет.

Здесь, говорят, вам не буфет

благотворительного фонда

для престарелого бомонда.

Ну, я им врезал афоризм:

«Х-х-хлебал я ваш капитализм!»

— И я о том же: не пристало

вам чай хлебать без Пьедестала.

Вам могут ногу отдавить.

Вас могут вдруг остановить

и документы предъявить потребовать.

— Но я же Икс.

— А где написано? Из книг-с,

пардон не вытекает твердо,

что это лично ваша морда.

— А чья?.. Бр-р… Что за моветон.

Простите, сударь, вы о ком?..

Естественно, моих героев

со мною путают порою.

Я курица, а не яйцо.

Вполне реальное лицо.

— Насчет яиц оно конешно.

Могли бы торговать успешно —

есть бренд, есть имя, так сказать.

Но с Пьедестала не слезать,

ни в жисть!.. Будь ты хоть Икс, хоть Игрек,

для нас все это фигли-мигли,

а Пьедестал — твой паспорт, блин,

а Пьедестал — твой господин.

Какая цепь! Какой прожектор!..

Я сам — налоговый инспектор,

таких крутых не стану брать,

а на героев мне насрать.

— Тьфу, что за пошлость вы сказали.

Я не торгую на базаре. Я книги вечные пишу.

Гудбай.

— Минуточку, прошу!..

Не дуй губу, мой Классик добрый.

Вот тут, на лбу — черкни автограф

мне и начальству моему.

Двенадцать ксероксов сниму,

заделаю себе рекламу.

— Не подаю автограф хаму

— Ну ладно, Классик, не серчай.

Вот пара долларов на чай.

— Не принимаю чаевые.

— Да что же мы такие злые,

а, Классик?.. Перышком скрипя,

случайно вышел из себя?..

Ну, что уставился, как кобра?..

Будь человеком, дай автограф.