Одиночество вдвоем - [10]

— Слушаю и повинуюсь, мой фараон, — Маи почтительно поклонился.

— Вечером жду у себя, — бросил на прощание фараон и торопливо зашагал к дому.

Рабыня Истерим, шатаясь, медленно брела по городским улочкам, выведшим ее наконец на центральную городскую площадь, всю запруженную людьми. На помосте стоял царский глашатай, рядом на корточках примостился писец.

— Египтяне, — говорил глашатай, — фараон Небхепрура обращается к вам. Сирийские войска уже на подступах к Фивам. Враг хорошо вооружен. Мы должны защитить нашу землю от вероломных захватчиков, дать им решительный отпор. Во имя Ра присоединяйтесь к дружине фараона, который днем и ночью заботится о вашем благополучии.

Толпа загудела. Откуда-то вынырнул молодой крестьянин в лохмотьях и решительно вступил на помост.

— Запиши меня, — обратился он к писцу.

— И меня, — подскочил второй.

— За Небхепруру — хоть в огонь, — шагнул на помост третий.

Со всех сторон на площадь стекались горожане. Толпа быстро росла, соответственно росла и численность добровольцев, изъявивших желание участвовать в походе фараона Небхепруры.

Истерим постояла немного, затем, безразлично взмахнув рукой, двинулась дальше, совершенно не соображая, куда и зачем идет. Покружив по городу, она нехотя направилась домой и еще издали заметила Уну, нетерпеливо поджидавшего ее.

Завидев невесту, Уна поспешил навстречу.

— Ты где была? — удивился он.

Она испытующе поглядела на него, затем опустила глаза.

— Гуляла по городу. Слышал новость?

— Какую?

— Война против Сирии.

Уна, однако, был возбужден чем-то другим и ему не терпелось поделиться приятной новостью.

— Гляди, — торжественно объявил он и разжал пальцы.

На ладони, сверкая всеми цветами радуги, красовался массивный золотой перстень с крупными алмазами.

— Откуда? — оцепенела вдруг Истерим.

Уна испуганно огляделся, затем прошептал ей на ухо:

— От самой царицы. Она благословляет нас. Этим перстнем ты избавишься от своего Собекмоса и мы наконец поженимся. Да будет она цела, невредима, жива и здорова. Перстень очень кстати.

Истерим взглянула на будущего мужа.

Он весь светился счастьем, ощущением взаимной любви, беспредельной нежности.

— Держи, — он незаметно опустил подарок царицы в карман возлюбленной. Та несколько отстранилась.

— Что с тобой? — удивился Уна.

— Завтра. Завтра я проведу выкуп. Хозяина все равно пока нет дома. Приходи завтра, — закончила она и, не попрощавшись, вошла во двор.

Уна недоуменно посмотрел ей вслед, пожал плечами. Постояв немного, он решил, что она очень устала или прихворнула: женщина, как-никак. Потом он вспомнил о предстоящих свадебных приготовлениях и, приободренный ими, насвистывая, ушел по своим делам.

Истерим, войдя во двор, огляделась. Хозяина действительно не было дома. Хозяйку она заметила в дальнем углу двора, сидящей под ветвистым деревом. Она укладывала малыша, то и дело сгоняя с его невинного лица назойливых мух. Рабыня достала толстую и длинную, мехов[14] в двадцать, бечевку, и незаметно вышла на улицу.

Орудуя локтями, она снова пересекла центральную, многолюдную уже, площадь и двинулась к югу, к видневшимся вдали роскошным особнякам властителей города. Дойдя до дома Эйе, она остановилась и огляделась. На улице никого не было. Достала перстень и, размахнувшись, с силой запустила его на веранду.

Звук упавшего предмета напугал Эйе меньше, чем перстень, угодивший ему в бульон. Остолбенев от неожиданности, он некоторое время сидел как пригвожденный. Затем, хлопнув в ладоши, вызвал слугу.

— Выясни, кто это, — приказал он, кивком указывая на перстень.

Слуга повиновался.

Эйе извлек перстень и чуть не задохнулся от волнения. Он мог принадлежать только одной женщине. Он был в этом уверен, ибо хорошо помнил подарок Эхнатона своей супруге.

Истерим бежала, не оглядываясь, крепко прижимая к груди свернутую в клубок бечевку. Добежав до высокого отвесного берега Нила, она привязала один конец веревки к едва заметному пеньку, вторым концом обвязала увесистый камень весом полторы-две сотни дебенов[15] и, подхватив его, подняла глаза к небу.

Оно было чистое, голубое, прозрачное. Единственное целомудрие в этом мире, подумала рабыня, и сделала шаг вперед. Мутные воды величественной реки жадно поглотили свою жертву.

Эйе ломал себе голову, глядя на перстень царицы. Мысль о том, что она вздумала с ним пококетничать, казалась уж слишком нереальной. А впрочем, утешал себя Эйе, кто знает? Может, она рассорилась с Тутмосом и теперь, чтобы отомстить ему, заигрывает со мной? Ох, эти женщины, прекрасное и коварное племя. И зачем только бог создал мужчин зависимыми от капризов женщин? Неужели нельзя было наоборот?

Слуга, посланный верховным жрецом, вернулся ни с чем. Злоумышленника и след простыл, а вокруг нет ничего подозрительного.

Впрочем, Эйе уже оправился и доклад слуги выслушал без особого интереса. Он отпустил его и принялся, как обычно в минуты волнения, расхаживать по залу.

Постепенно входя в воображаемое действие, он представил себе, как Нефертити под покровом ночи неслышно отпирает дверь его спальни, затем бесшумно подходит к нему, приложив указательный пальчик к губам. Затем она нежно ласкает его и ложится рядом…