Одиночество шамана - [119]
– Чёрт! – она искренне, от души помянула нечистого и даже ногой топнула.
Когда Настя нервничала, то ей почему-то хотелось есть. Может, еда успокаивает? Всё-таки, когда грызёшь яблоко или хрумкаешь морковку, отвлекаешься, да и сам процесс поглощения пищи не располагает к волнениям. Как бы то ни было, а Настя, топнув ногой, решительно отправилась на кухню, открыла холодильник и взяла большую сочную грушу. Груша была китайской, и называлась она странно – яблуша: вроде как гибрид яблока и груши – так этот фрукт называли на рынке.
Яблуша напоминала яблоко, чуть вытянутое кверху. Под её светло-коричневой кожурой, похожей на обёрточную бумагу, скрывалась сочная белая мякоть: по вкусу она действительно напоминала и на грушу, и яблоко – скорее всего, это был плод генной инженерии, так сказать, генетически модифицированный продукт. Но Насте он нравился, и она не задумывалась, вреден ли он, полезен ли, справедливо полагая: иногда то, что нравится, – нельзя, но если очень хочется, то можно.
Хрумкая яблушей, она вернулась в комнату и уселась в кресло. Её рассеянный взгляд скользнул по серому экрану телевизора, задержался на пыльной фигурке японки в красивом кимоно: отец привёз куклу из Осаки, и зачем её только из пластикового футляра вынули – как теперь пыль-то вытирать? Куколка была настолько хрупкой, что к ней страшно прикоснуться, тем более тряпкой.
Вздохнув, Настя перевела взгляд на картину, висевшую прямо над японкой. Это был типично дальневосточный пейзаж: высокие кедры, густая, в рост человека, трава, на заднем плане – смутные очертания голубых сопок, а на переднем под воздушной, раскидистой аралией, напоминавшей пальму, притаился тигр. Гигантская полосатая кошка, напряженно навострив уши, взирала на Настю.
Сколько раз, казалось бы, она видела и эту картину, и тигра на ней, но никогда прежде не замечала злобного оскала амбы, напротив, он казался ей добродушным и вполне миролюбивым. Мрачные глаза тигра будто бы освещалась изнутри лампочками: они полыхали странным желтым пламенем, зрачки сузились и превратились в черные мерцающие полоски.
Рука, державшая яблушу, непроизвольно вздрогнула. Настя чертыхнулась, на этот раз про себя. Где-то глубоко в груди возник странный трепет. Он вспыхнул на мгновение, как внезапный разряд далекой молнии, и сразу же исчез, но через секунду-другую снова беззвучно повторился, – и будто рядом с сердцем задрожала невидимая туго натянутая струна.
Настя подумала, что, скорее всего, перенервничала – вот и видится ей всякая чушь. Ну, может ли тигр, написанный каким-то провинциальным мазилой, вести себя как живой? Да ещё и моргать!
Последнее обстоятельство Настю не напугало, а, скорее, изумило.
– Ну, совсем уже! – сказала она.
Это относилось не к изображению на картине, а к ней самой.
– Совсем разнервничалась девушка, – уточнила она и засмеялась. – Вот, даже сама с собой разговаривать стала. Плохой признак, милочка.
Настя решительно повернулась к картине спиной и вышла из комнаты. Она решила: нечего тут рассиживаться да злобой наливаться – этим себе не поможешь, лучше пока картошки почистить да с ветчиной её пожарить, а то отец придёт на обед и поесть ему нечего. Кто знает, когда-то свет дадут? Газ, слава богу, есть. А пока готовит, глядишь, включится электричество, тогда она быстренько скопирует текст на дискету и помчится в фирму.
Но почистить картошку ей не удалось. Как только Настя взялась за нож, на кухне вспыхнула невыключенная лампочка.
– Ура!
Она кинулась к компьютеру, который на сей раз не выделывался и запустился довольно быстро. Спустя пять минут Настя уже оказалась на улице, а ещё через двадцать – вручила злополучную дискету начальнику фирмы.
– Очаровательно! – произнёс он.
Настя не поняла, к чему он это сказал.
– Какая милая непосредственность! – уточнил он, выразительно глянув на наручные часы.
Настя попыталась снова объяснить, что у неё случилось утром, но начальник, игриво покачав головой, понизил голос:
– А на свидание вы точно так же приходите?
Настя изобразила непонимание и скромно потупилась. Начальник был занудливый и, чего доброго, мог отложить выплату заработанного ею на конец месяца. А деньги ей нужны сейчас.
– Ну, так как? Плюс – минус пятнадцать минут? В пределах общепринятого?
– На свидание, надеюсь, дискету нести не надо, – наконец нашлась она, а сама подумала: «Старый козлик! А туда же…»
– Как-нибудь поужинаем? – он ещё больше понизил голос. – Не подумайте ничего плохого. Просто так, поговорим, перспективы обсудим…
Никакие перспективы Настю в этой фирме не интересовали, но не могла же она ответить прямо. Но зато могла прямо намекнуть:
– Финансовых проблем у фирмы, кажется, нет? А то некоторые по полгода зарплату не выплачивают…
Начальник надменно улыбнулся, снял телефонную трубку и кому-то сказал:
– Алла Евгеньевна, к вам девушка сейчас подойдёт… Она у нас по трудовому соглашению… Да-да, та самая! Всё в лучшем виде сделала… Я с ней передам распоряжение. Оплатите сразу.
Алла Евгеньевна, главбух, с интересом глянула на Настю, по её пухлым губкам скользнула многозначительная усмешка:
– Вы у нас теперь часто появляться будете? Тут не всех так высоко оценивают.
Молодой журналист Игорь Анкудинов после окончания университета едет работать на север Камчатки – в Пенжинский район, известный на весь мир мощными приливами в устье реки Пенжина.Именно через этот район на Камчатку когда-то шёл шёл отряд первых русских первопроходцев Владимира Атласова. Среди казаков был и некто Анкудинов – то ли родственник, то ли однофамилец.Игорь Анкудинов поехал работать в редакцию маленькой районной газеты на север Камчатки, потому что надеялся: профессия журналиста позволит поездить по этим местам и, возможно, найти какие-либо следы первопроходцев.Что из этого вышло – об этом читайте в книге…
О любви мечтают все. Порой кажется, что этими мечтами пропитан воздух, которым мы дышим. Или просто кто-то рядом надкусил кисло-сладкое яблоко. Яблоко раздора. С него началась Троянская война. Но с простого яблока может начаться и самая великая история любви…История с названием «Яблоко по имени Марина»!
На берегах великой дальневосточной реки Амура живет народ нани, чаще его называют нанайцами. Оносятся они к северным народам России. Раз в год нанайцы собираются на большой праздник. На нём соревнуются мастера национальных видов спорта, устраиваются гонки на байдарках и оморочках, проводятся выставки декоративно-прикладного искусства, местные кулинары удивляют народ яствами, приготовленными по рецептам прабабушек, а сказители рассказывают и детям, и взрослым легенды, сказки и были.Прежде, чем начать сказку, рассказчик обязательно произносит междометие-заклинание: «Ка-а! Ка-а!» По поверьям, оно оберегало рассказ от бусяку – мифических существ, похожих на наших чертей.
«А я не хочу ходить по кругу. И все-таки хожу… И затаиваюсь в собственном теле, как в укрытии, – и ничего мне не страшно, я освобождаюсь от особых примет, становлюсь как все и не позволяю себе никаких вольностей, и даже моя улыбка – не моя…»Герой фантастического романа Николая Семченко попадает в странную историю, его ждут невероятные приключения, и в конце концов он поймёт о жизни нечто очень важное. Такое, что вам и не снилось!
О «снежном человеке» слышали все, о Калгаме – навряд ли. Этого великана придумали нанайцы – народ, живущий на берегах великой дальневосточной реки Амур. В их легендах рассказывается о великане Калгаме. Он – хозяин гор, скал и рек, ведающий пушным зверем и рыбой. Повесть «Великан Калгама и его друзья» – это сказка. Она основана на мифах, сказках и преданиях малых народов Севера. В детской литературе уже есть великаны, самый известный из которых, пожалуй, Шрек. И пока никто не знает о Калгаме, родина которого – Амур, Дальний Восток России.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.