Одиночество шамана - [106]

В центре овала ремни соединялись с обратной стороны одним металлическим кольцом – за него шаман держал бубен левой рукой. Он, учащая ритм, бил по нему колотушкой.

Опытному шаману достаточно нескольких минут такого боя, чтобы впасть в легкий транс. Навряд ли случайность то, что разнообразные ударные инструменты – барабаны, бубны, трещотки, кастаньеты – издревле использовались для всяческих медитаций. Учёные выяснили: барабанный бой вызывает изменения в центральной нервной системе; ритм воздействует на обычно бездействующие области мозга. Даже звук одного удара по бубну содержит много частот, потому он воздействует на большое количество нервных окончаний мозга. Кроме того, у барабанных звуков низкая частота, а она, как выяснилось, передает в мозг больше энергии, чем высокие частоты.

Шаман звенел колокольчиками, металлические подвески на его поясе лязгали, бренчали, стукались друг о друга; при этом он ритмично бил в бубен и что-то монотонно пел, время от времени вскрикивая.

Фигуры у костра медленно повернули головы в сторону шамана, и Андрей увидел: их лица скрывали чёрные маски.

Шаман, между тем, короткими шажками, приседая и извиваясь, приблизился к подножию камня. Взобраться на него было непросто: вершина плоского валуна приходилась на уровень головы шамана. Но тот, обернувшись к маои, что-то резко и требовательно прокричал, не переставая бить в бубен и раскачиваясь из стороны в сторону. Огонь в костре встрепенулся, из его середины вырвался раскаленный огненный столб и взвился к небу. Белые фигуры, однако, сохраняли спокойствие, хотя, казалось бы, их непременно должно было обдать пышущим жаром.

Шаман продолжал что-то гортанно и резко кричать каменной голове великана. И она неожиданно покачнулась, из глаз брызнули тонкие ослепительные стрелы и ударили под ноги шамана. Тот подскочил и плавно, будто это было для него привычным делом, вознёсся над землёй. Он парил в воздухе, раскинув руки, как птица крылья.

Белые фигуры внимательно следили за его полётом. Огонь в костре успокоился, дым по-прежнему отрывался от него узкими белесыми полосками, и ничто не напоминало об ослепительном столбе пламени, доставшем само небо.

Шаман, мелко и часто перебирая в воздухе ногами, завис над камнем, и тогда одна из фигур в белом медленно поднялась и приветственно простёрла руку. Без этого знака шаман, видимо, не имел права оказаться рядом с сидящими у костра людьми.

Андрей перевёл взор на каменную голову. В глазах великана мерцали желтые огоньки, его губы, казалось, расплылись в улыбке. Истукан устремил внимательный взгляд на людей в белых одеждах.

Шаман, получив приглашение, опустился на камень, широко расставил крепкие ноги, но тут же подпрыгнул и двинулся вкруг костра, беспрестанно что-то вскрикивая, при этом он держал бубен над головой и бил в него уже не колотушкой, а ладонью.

Из глаз истукана снова брызнули тонкие молнии. На этот раз они ударили под ноги белой фигуре, которая стояла с простёртой рукой. Её окутало сияющее голубоватое пламя, в котором мерцали бесчисленные золотые песчинки, – и человек, вытянувшись в струну, поднялся над камнем и неожиданно исчез. А может, упал на землю?

Андрей недоумённо закрыл глаза, думая, что это ему привиделось. Но, проморгавшись, он всё равно не обнаружил эту фигуру ни на земле, ни на камне. Зато на её месте оказался следующий человек – и снова последовала вспышка у его ног, и он также взлетел и пропал из виду. Шаман криком и ободряющими жестами поддерживал каменную голову, требуя от неё новых действий, и так до тех пор, пока не остался у костра один: люди в белых одеждах возносились и бесследно растворялись в сияющем воздухе.

Костёр почти догорел. По черным углям ещё пробегали тусклые красноватые вспышки, но пламени не было. Шаман, как подкошенный, рухнул у кострища и затих. Камлание, видимо, выжало из него много сил. Истукан тоже казался уставшим и ещё более печальным. Его взгляд теперь был устремлён в небо: где-то там, наверное, летели белые фигуры, и он следил за их движением…

Андрей, увлечённый этим необычным зрелищем, не заметил, как из темного хода позади него выползла лярва. Плотоядно ухмыляясь, она медленно переставляла кривые лапы, стараясь не стучать когтями по каменным плитам. В голубых глазах лярвы, которые отдельно от её чудовищной морды были бы даже прекрасными, светилось обожание и любовь.

Лярва смотрела прямо в спину Андрея, готовясь прыгнуть на него и подмять под своё бугристое тело, истекающее, как у сучки в период течки, красноватыми соками, пропитанными вожделением – этот особый запах похоти ударил Андрею в голову, и он почувствовал странное, ничем не объяснимое возбуждение. Однако, оглянувшись, понял, в чём дело.

Припёртый к стене, он не смог бы выскользнуть из объятий монстра. Лярва же, трогательно вперив него ангельский взгляд, уже повизгивала от предвкушения обладания: молодой мужчина, предмет её мечтаний, был в нескольких шагах.

В отчаянии Андрей взобрался в проём, служивший ему окном. Высота была приличная – всё равно, что прыгнуть со второго этажа, к тому же внизу лежали острые камни. Но и попадаться в лапы мерзкой твари он не собирался.