Одиннадцатый дневник - [5]

мы дети изнурительных исходов,

успехи наши ярки и скандальны,

поскольку будят зависть у народов.

* * *

Незыблемы законы естества:

когда лежит на совести короста

из вечного вранья и воровства,

всё прочее к ней липнет очень просто.

* * *

В Москве сперва гулял я неприметно,

потом дела приятней обернулись:

прохожие кивали мне приветно,

и даже две собаки улыбнулись.

* * *

Страна сама собой горда —

огромная и разная,

а позади её горба

висит котомка грязная.

* * *

В обаянии каждого вечера

полюбил я гастроли недаром,

и с цветов моего красноречия

собирал я пыльцу гонораром.

* * *

В судьбе такие были полосы,

когда кренился хлипкий плот,

я самого себя за волосы

тащил из жизненных болот.

* * *

Японских традиций мудрёней,

затейливей секса французского,

тюремного мата ядрёней

загадка терпения русского.

* * *

Не став ни прозорливей, ни умней,

о людях я подвержен беспокойству:

не зря мы так похожи на свиней

по внутреннему органов устройству.

* * *

Перспективы возникают очень ясные,

и уютно всем живётся в их преддверии:

инвалиды, старики и несогласные

будут вовсе не нужны большой империи.

* * *

К торжественным гимнам и маршам

почтения нет ни на грош:

военным становится фаршем

и гибнет под них молодёжь.

* * *

Пусть потомки из текстовой пыли

восстановят былое, что было:

как евреи Россию любили,

как евреев она не любила.

* * *

Когда страну объял заметный мрак

и лучшего уже никто не ждёт,

то это совершил не внешний враг,

а собственный повсюдный идиот.

* * *

Весьма земной исток у суеты.

Ещё я столь же полон убеждения,

что в нас тоска от вида красоты —

небесного она происхождения.

* * *

Есть у судьбы забавный завиток,

его увидеть странно и занятно —

когда уже увянувший цветок

вдруг начинает пахнуть ароматно.

* * *

С отменными друзьями-златоустами,

душой соприкасаясь и плечом,

годами говорили мы без устали

о чём придётся, чаще – ни о чём.

* * *

Те, кто заботился об истине

с мечтами, время превозмогшими,

потом годами ждут амнистии

и возвращаются умолкшими.

* * *

Промчалось бесконечно много дней,

и понял я, потрёпан разной бурей,

что я не стал нисколечко умней,

но сделался я опытней и хмурей.

* * *

Мной по свету немало пройдено,

и проезжено, и проплыто,

и мила мне былая родина,

и старуха возле корыта.

* * *

Ни словом, ни жестом, ни мимикой —

а силы в себе я найду —

не выдам я близким, что клиникой

уже обречён на беду.

* * *

Не знающий ни зависти, ни злобы,

я стойко это качество храню;

от них происходящие микробы

съедают организмы на корню.

* * *

А старость – время очень тусклое,

и странно мне живётся в нём:

окно наружу стало узкое

и всё мутнее день за днём.

* * *

Уже давно мне стало ясно,

что нам как дар она дана,

что жизнь мучительно прекрасна

при всём обилии гавна.

* * *

А в личные музеи с неких пор

я не хожу: хозяина там нет,

судьбы уже свершился приговор,

а на хер мне остывший кабинет.

* * *

На внешность – жуткий образина,

однако же везёт мерзавцам:

он так умён невыразимо,

что дамам кажется красавцем.

* * *

Я скептик, циник, пессимист,

ещё охальник я в придачу,

почти опавший жёлтый лист…

Но я смотрю кино и плачу.

* * *

Мои стишки душе не надоели,

я не ищу в них яркой необычности,

поскольку я пишу на самом деле

о мыслях небольшой, но всё же личности.

* * *

Дряхление меня не поломало,

я к жизни сохраняю обожание

и формой изменился очень мало,

но сильно оскудело содержание.

* * *

Исчезает моё поколение,

кому годы в России достались;

позже правнук придёт в изумление

от того, что мы живы остались.

* * *

Когда оглянешь весь свой путь

с его конца печального,

то камень хочется швырнуть

в кого-нибудь случайного.

* * *

Я заметил свойство личное

у идущих напрямик:

совесть есть, но эластичная

и забывчивая вмиг.

* * *

Пускай меня сразит небесный гром,

если мои лукавы оправдания,

но двигало весь век моим пером

единственное чувство – сострадание.

* * *

Для холуя весьма типична

потуга слыть интеллигентом,

хотя смешно и непрактично

сучить ногами под клиентом.

* * *

Ко всему на свете толерантен,

я боюсь обид и перебранки,

с дамами к тому же я галантен,

только привередливы засранки.

* * *

Когда смех колышет зрителей моих,

то колеблются недвижимые своды:

щекотание извилин мозговых

вызывает ощущение свободы.

* * *

Смотрю на всё вокруг я со спокойствием,

пристойным для души на склоне дней,

о зле пишу с большим я удовольствием,

поскольку мне сейчас оно видней.

* * *

Я, признаться, жил неадекватно —

вне моралей всяческих и этик:

я бывал обманут многократно

и всегда прощал мерзавцев этих.

* * *

Смотреть вокруг необходимо,

чтоб осознать картину дня:

пока что в мире много дыма,

но нет повального огня.

* * *

Одна мечта явилась нынче мне:

когда в судьбе наступит завершение,

из жизни я хочу уйти во сне,

и чтобы сон тот был – про воскрешение.

* * *

Когда-то, в год изрядно утренний,

я охладел к чужим советам,

и с той поры лишь голос внутренний

мне главным был авторитетом.

* * *

Я пишу путевые заметки,

не вникая в подробности местные —

так ворона, взлетевшая с ветки,

озирает угодья окрестные.

* * *

Две дряблости на месте бывших щёк,

рот искривлён в неведомой обиде;

хотелось бы чуть-чуть пожить ещё,

но грустно жить в таком убогом виде.

* * *

Кошмарный вздор, абсурд и бред

сегодня в мире торжествует,

поскольку дикий винегрет

в умах и душах существует.

* * *

Наблюдаю – тяжело порой дыша,