Одиннадцатый дневник - [6]

тихо помня о присутствующем муже:

если женщина в одежде хороша,

то она и без неё ничуть не хуже.

* * *

О власти российской останется память,

которая будет совсем не сложна:

такое количество душ испоганить —

для этого адская сила нужна.

* * *

Нет, я нисколько не мыслитель

и не актёр с его ломанием,

я всех событий только зритель

с его убогим пониманием.

* * *

Закону я всегда бывал послушен,

однако был юродивый калека:

всё время у меня торчали уши

упрямого осла и человека.

* * *

Любезна мне земная канитель,

не портит радость каждая колдобина,

когда мела житейская метель,

я тоже удручался не особенно.

* * *

Есть женщины холодного рисунка,

любовный с ней не мыслится полёт;

хотя у каждой женщины есть лунка,

ведущая сквозь весь наружный лёд.

* * *

Не был я обидчив или склочен,

вовсе не являл в работе прыть,

а бывал серьёзно озабочен

лишь по теме выпить-покурить.

* * *

Никак не вникну в эту гнусь,

хотя довольно много знаю,

но чем я старше становлюсь,

тем я всё меньше понимаю.

* * *

Медлительны вольности дрожжи,

и люди ни в чём не уверены;

откинув хозяйские вожжи,

холопы угрюмо растеряны.

* * *

Много раз пожалел я о том —

хотя жил не спеша и не бедно, —

что откладывал я на потом,

что потом исчезало бесследно.

* * *

Весь мир сейчас изрядно мрачный,

не сыщешь тихую обитель,

а где-то мелкий и невзрачный,

растёт маньяк, его губитель.

* * *

Кончается мой умственный запал,

и мысли у меня теперь убогие,

и снилось мне намедни, что упал

я с дерева моей генеалогии.

* * *

Конечно, очень вредно на дыхание

влияет ежечасное курение,

однако дряхлой жизни колыхание

заметно получает ободрение.

* * *

Учёные приходят к мутным выводам;

печалятся и стонут эрудиты;

торговля побуждает к тёмным выгодам;

а правят ими – воры и бандиты.

* * *

Лишён я стариковского смирения

и славу жизни искренне пою,

но только больно мне от захирения

всего, что составляло суть мою.

* * *

Мне кажется, я жил бы, как монах,

питая только к небу интерес,

когда б не бушевал в моих штанах

упрямый до неистовости бес.

* * *

Забывчивость теперь моя подруга,

про день уже не помню я вчерашний,

вопрос мой заучила вся округа:

«Не знаете ли адрес мой домашний?»

* * *

Сизо-серая в небе пастель,

стёрта суши и хляби граница,

надо мигом раскинуть постель

и в целительный сон провалиться.

* * *

Земным заботам предан разум,

варясь во временном и мелком,

а что он тесно с небом связан,

осознаёт лишь чуть и мельком.

* * *

Ту власть, что так его дурачит,

его величество народ

однажды напрочь расхерачит

и вновь таких же изберёт.

* * *

Подумал я вчера о человеке —

что он бы без присмотра жить не смог:

вся суть его нуждается в опеке —

отсюда все вожди и даже Бог.

* * *

Сначала уверен, что всё впереди,

кичишься здоровьем и смелостью

и вдруг остаёшься один на один

с назревшей в тебе перезрелостью.

* * *

Читателей число хоть велико,

но кто единомышленник – не ясно,

а я смотрю не очень далеко:

заглядывать – и страшно, и опасно.

* * *

Я думаю больше, чем я говорю,

трепясь обо всём и подряд;

пока впереди я не вижу зарю,

а сумерки – всюду царят.

* * *

Я меж людьми не тёрся прочими

и я ничуть им не мешал,

весь век я плёлся по обочине

и вольным воздухом дышал.

* * *

А житейские вьюги и бури,

от которых мы все так несчастны,

происходят по собственной дури,

и к изгибам судьбы не причастны.

* * *

Я вдоволь пробыл на концерте,

на Страшный суд легко явлюсь,

поскольку я боюсь не смерти,

а умирания боюсь.

* * *

Забавно мне, что я и все приятели,

все люди в окружении моём

когда-то много лет и сил потратили

на знание, что в лагере живём.

* * *

Такие возникают обстоятельства,

что вследствие духовного шатания

мои знакомства, дружбы и приятельства

жестокие проходят испытания.

* * *

Как результат земного пира

мы видим жуткое уродство:

вся жизнедеятельность мира —

гавна и сора производство.

* * *

С самим собой наедине

и не тоскливо, и не пресно:

такого много есть во мне,

что внове мне и интересно.

* * *

Теперь меня простор земной

не манит, как манил когда-то:

дорога с улицу длиной —

и та уже великовата.

* * *

Никак под весёлую песню я

не спрячу, как мне неприятно,

что дух, обрастающий плесенью,

я видел уже многократно.

* * *

Фольклор, диалекты, жаргон

и мата фигурные свечи —

огромный лежит полигон

для будущей творческой речи.

* * *

Легко из тысяч рапортов и фоток

узнать о женских нравах переменчивых:

кокетки превращаются в кокоток

намного реже тихих и застенчивых.

* * *

С утра читаю чушь и хрень

о мерзостях лихих;

мозги сползают набекрень,

рождая новый стих.

* * *

Что опасны любые учения,

понял я на значительном опыте,

потому что избыток свечения

порождает излишество копоти.

* * *

А жизнь я приемлю в любом её виде,

крута и прекрасна она,

и даже когда на судьбу я в обиде,

то это не жизни вина.

* * *

Мне забавно в земном карнавале,

как легко и безоблачно мы

бесшабашно светло пировали

посреди бушевавшей чумы.

* * *

Уже исчезло множество. Однако,

хотя прошли бесчисленные дни,

покуда никакого нету знака,

что душами общаются они.

* * *

Любое личной мысли заглушение

мне видится с тюрьмою наравне,

по сути означая удушение

любого вольномыслия в стране.

* * *

Боюсь я, что во время похорон —

как память о давно минувшем прошлом, —

во мне взыграет вдруг тестостерон,

и будет пафос проводов опошлен.

* * *

Безделье и отсутствие забот,