Один выстрел во время войны - [29]
Все уловила Алевтина. Стремясь не отстать, она то и дело забегала вперед и заглядывала Федору Васильевичу в лицо.
Он, паразит, муженек то есть, обманул, оказывается, Алевтину самым бессовестным образом. В депо работает. Послали его за холодными паровозами, долго не возвращался. Алевтина изболелась вся, каждую свободную минуточку на станции торчала. Чуть дымок в восточной горловине станции, у семафора, появится, так сердце готово вырваться ему навстречу. А муженька все нет и нет. Приходили паровозы, и с поездами, и просто так, резервом, в сцепке с другими. Много было и поездов, но все больше транзитных, на запад с войсками, редко когда с досками, станками на платформах, а то и просто крытые вагоны неизвестно с чем.
Приехал наконец. На радостях Алевтина не стала дожидаться, когда он из кабины спустится на землю, а сама ринулась по замасленной паровозной лестнице вверх, в кабину с заколоченными фанерой окнами. Там, в кабине-то, от одной двери до другой, насквозь, прямо на полу доски были настелены, на досках матрац полосатый, телогрейка вместо подушки: но это все ерунда, а вот на ящике сидела толстомордая молодуха, вот это уже не ерунда. Сидела и поглядывала на вскочившую в кабину Алевтину как ни в чем не бывало. А ведь все понятно! Обдало Алевтину обидой, тяжко стало от одного вида этой толстомордой, этого матраца полосатого, телогрейки скомканной, что была, конечно же, вместо подушки. Говорил муженек, попросилась она подвезти на какой-то станции, а он рад-радехонек, подобрал; подвез, называется… Сколько они вместе ехали?
В тот раз как пьяная, не помня себя, уходила Алевтина со станции. Из своего подвала выкинула вещички муженька прямо на улицу. Кто подобрал, когда — ей уже было все равно. Несколько раз приходил оправдываться: я не я, и шапка не моя. Дурой даже обозвал. И на самом деле дурой была, верила ему, ждала его, а он пассажирок подходящих подбирал… Потом, как видно, разобиделся, даже при случайных встречах здороваться перестал. Ну и пусть! Она, Алевтина, своего добилась. Теперь он увидел, что она, Алевтина, не такого, как он, стоит, а помоложе, собою по-виднее, хотя и покалеченного маленько, но и это хорошо, — героя фронта, а не какого-нибудь чумазика паровозного, да к тому же тылового.
Алевтина говорила и говорила, по-прежнему заглядывая Федору Васильевичу в лицо.
— Ну, чего ты?! — воскликнула она, заметив его хмурую отчужденность.
— Ничего… Жить у тебя не буду.
— Да ты чего это умом дуреешь?! Сам небось счет бабам своим потерял, а туда же, гляньте, надулся. Ты мне перестань. Чтоб я не переживала, ишь ты, не хватало мне еще…
Она тараторила еще о чем-то, но он не слушал. Он прикидывал, в какой стороне должен находиться подвал Алевтины, чтобы не блуждать по поселку, когда придется идти за своими пожитками, а также где отыскать наполовину разбитый дом старика, чтобы определиться на ночлег.
В тот день Федор Васильевич стал рабочим строительно-восстановительного участка.
Контора участка размещалась в маленьком двухосном вагоне, поставленном на ржавые искривленные рельсы сбоку станции. Вагон стоял сиротливо, один среди искореженных бомбами путей, каких-то колес, нагромождений из камней и бетонных глыб — остатка грузовой платформы. В дверь вагона вела широкая лестница с перилами. Слева и справа лестницы на стене вагона висели объявления, приказы, газетная витрина, бумажный клочок с наспех нацарапанными карандашом словами: «Тов. Бирюлин! Зайди в контору с военным билетом. Перерегистрация. Один ты остался». Еще обрывок желтой упаковочной бумаги: «Всем бригадам! Не ходите в контору за письмами. Каждый день их будут приносить вам по месту жительства, т. е. в общежития, в ваши вагоны».
Алевтина убежала на работу; бригада, в какую был зачислен Федор Васильевич, давно уехала на свой пока неведомый для него объект. Без бригады, предупредили Федора Васильевича, в общежитие идти бесполезно; никто кроме самих рабочих, не укажет новичку место для ночлега. Он получил хлебную карточку, отоварил ее в орсовском магазине, съел всю дневную пайку и вернулся к штабному вагончику. Именно здесь надо было дожидаться возвращения своей бригады.
Он медленно передвигался вдоль вагонной стены и читал все, что было навешано на ее доски с облезающей струпьями краской. Вот большой лист с крупными, растянутыми на всю ширину бумаги красными буквами: «Прочитать обязательно». В тексте говорилось:
«Фашистские стервятники уничтожили поселок и железнодорожный узел. Не осталось ни одного дома, который полностью или частично не был бы разрушен. В поселке имелось три школьных здания и комплекс строений техникума путей сообщения. Все они разбиты, и детям негде учиться. Две больницы и один родильный дом разбиты. Железнодорожники полностью лишились детских садов и яслей.
Дорогие товарищи! От вас зависит быстрое создание элементарных условий для труда и быта всех тружеников узла.
В результате варварских бомбежек полностью выведены из строя паровозное и вагонное депо, ремонтировать паровозы и вагоны на сегодняшний день практически негде. Мы обязаны в самый короткий срок сдать в эксплуатацию хотя бы одно стойло для ремонта паровозов и одно — для ремонта вагонов.
Герои романа воронежского писателя Виктора Попова — путейцы, люди, решающие самые трудные и важные для народного хозяйства страны проблемы современного железнодорожного транспорта. Столкновение честного отношения к труду, рабочей чести с карьеризмом и рутиной составляет основной стержень повествования.
Нелегкий жизненный путь прошел герой романа коми писателя Бориса Шахова: еще подростком Федор Туланов помог политссыльному бежать из-под надзора полиции, участвовал в гражданской войне, революционных событиях, а затем был раскулачен и отправлен в лагерь…
"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».