Один из первых - [47]

Забрав командира дивизии в свою машину, Шоймоши приказал ехать на местность, где днем шел бой. Проехав несколько сот метров, мы вылезли из машины и взошли на вершину холма.

Нашим взглядам представилась страшная картина: земля вся была взрыта воронками от снарядов, повсюду лежали трупы. Мы застыли на месте. Вот перед нами убитые: офицер и трое солдат. Я хотел взять у офицера личный знак, но его у убитого не оказалось: видно, санитары забрали. Это был прапорщик, наверное, командир взвода. На голове его виднелась большая рваная рана: от осколка снаряда или мины. Солдаты тоже были убиты осколками.

Командир дивизии, с сумрачным видом стоя рядом со мной, тихо пробормотал:

— Здесь лег весь мой первый батальон, в живых остался только старший лейтенант Корбули. Русские поставили на этом месте неподвижный заградительный огонь.

Мы проехали на машинах в лощину, по дну которой протекал ручей Становой. Километра через полтора перед нами вдруг появился, как из-под земли, шест с пучком соломы на конце. Я приказал немедленно остановиться. Мой водитель мигом остановил машину, но машина командира дивизии как ни в чем не бывало катила дальше. Кровь застыла у меня в жилах: ведь шест с пучком соломы означал, что здесь начинается минное поле. Между тем машина командира дивизии проехала метров пятьдесят и, чуть не сбив шест, остановилась. Все, кто были в машине, выпрыгнули из нее и бросились бежать к нам. Я медленно побрел к первой машине, внимательно глядя под ноги. Подойдя к машине, я не поверил своим глазам: она стояла между двумя рядами мин.

Командир дивизии и полковник начали кричать мне, что у шеста мина. Я объяснил им, что у шеста мины нет, а вот машина их действительно стоит между двумя рядами мин. Офицеры удивленно переглянулись. Коротко посовещавшись, мы решили, оставив машины, идти к гребню высоты.

Неожиданно послышалась стрельба. В стороне по склону высотки, прячась за кустами, бежали солдаты. Ноги мои словно приросли к земле. Что бы это могло значить? Через несколько минут все выяснилось. Оказалось, что батальон, который в боевом порядке продвигался вперед, неожиданно был обстрелян с фланга. Солдаты почему-то подумали, что это русские партизаны, и в страхе бросились обратно. Через несколько минут, однако, выяснилось, что это советский дозор открыл огонь по огневой позиции артиллерии, подняв панику в батальоне.

Полковник Шоймоши намеревался пройти на позиции 47-го пехотного полка, чтобы разыскать там командира полка Коздерку, но генерал-майор Уйлаки отговорил его, заметив, что Коздерку отправили в тыл: у него был припадок на нервной почве.

Таким образом, нас постигло разочарование: во-первых, нам не удалось побывать в первом эшелоне, а во-вторых, поразило то, что командир полка — и вдруг нервный припадок… Вот, оказывается, как выглядел на поле боя мой бывший преподаватель по тактике, который учил меня и моих товарищей воевать.

Однако нелегко было заставить Шоймоши отказаться от задуманного. Вскоре мы распростились с Уйлаки и пошли на передовую по направлению к Становому. На одной из высоток мы нашли строительную роту. Солдаты неохотно исследовали щупами землю: искали мины. Немного позади возился с пулеметом офицер, вместо того чтобы руководить этими поисками и давать нужные указания. Тут же стоял советский станковый пулемет «максим».

— Что это значит, господин старший лейтенант?

— Русские оставили нам пулемет. Я посмотрел: исправный. Хочу установить его, а то боюсь, как бы русские партизаны на нас не напали. Правда, было бы лучше, если бы это был наш пулемет, но и из этого можно стрелять.

— А правильно ли мы идем к Становому?

— Правильно, — ответил офицер и снова занялся пулеметом.

Мы пошли дальше в северном направлении. Возле небольшой избушки наткнулись на огневую позицию зенитчиков, но солдат нигде не было видно. Пока мы размышляли, что бы это могло значить, они появились. Выяснилось, что у них как раз был обед.

Ехать по такой местности на машине было нельзя: того и гляди, нарвешься на мину, и я предложил идти пешком. Шоймоши согласился. Мы прошли всего шагов триста, я тут слева от нас послышался шум машины, а затем воздух потряс взрыв. Оказалось, что на развилке дороги наскочил на мину и подорвался немецкий вездеход. В машине сидели два офицера и четверо солдат. Один из офицеров упал под машину. Когда мы подбежали к машине, в воздухе еще висел густой дым. Мы поставили перевернутую машину на колеса. У офицера, лежавшего под машиной, оказались переломанными обе ноги. Мы отправились дальше, пообещав прислать раненому врача или сестру.

Наконец вышли к ручью. Саперы стояли в воде, ища мины. На берегу лежало около тридцати обезвреженных ими мин. Попросив послать немцам кого-нибудь на помощь, мы пошли дальше.

Через несколько минут мы вошли в Становое. Это совсем маленькая деревенька, в центре которой стоит церквушка с куполом-луковицей. Нас встретил исполнявший обязанности комбата Иштван Заводски. Я знал его еще по учебе в академии. Обязанности комбата он исполняет всего часа полтора. Это его предшественника увезли в тыл с нервным расстройством. Обстановка Иштвану не совсем ясна, еще не успел разобраться. Деревеньку они заняли без единого выстрела, но двигаться вперед им никто не приказывал. Оставив батальон, идем по дороге к Тиму. Прощаясь, Заводски объясняет нам, что недалеко отсюда, впереди, находится огневая позиция нашей артиллерии, а метрах в четырехстах от нее — ручей.