Один из нас - [66]

Пес наивно верил, что нормалы станут обращаться с ним по справедливости. Теперь он узнал, что они в действительности думают о таких, как он. Хоть его надежды и были ложными, они шли от чистого сердца. Пес верил, что люди в целом добры, что мир – хорошее место. Глядя на Пса, Мозгу часто хотелось сказать: «Наша революция – для тебя, потому что ты заслуживаешь мира, в существование которого веришь». И вот теперь он хотел ему помочь, но не мог. Он всегда надеялся, что Пес разовьет свои особые способности и примет участие в восстании, но теперь это уже никогда не произойдет. Чего бы ни хотел Мозг, на что бы он ни надеялся – революция была для всех детей, не только для одного из них. Если они начнут сейчас, они могут спасти Пса, но потерять все.

– Пес получит свой справедливый суд, – сказал Мозг. – Но, возможно, не доживет, чтобы его увидеть.

Мэри замерла посередине столовой. Ее поднос со звоном упал на пол.

– Красиво, – произнесла она.

Дети вставали из-за столов, головы поворачивались в направлении дальних окон. Один за другим они перебирались в тот конец помещения, чтобы посмотреть наружу. Понемногу ручеек стал потопом. Они гикали, улюлюкали и показывали пальцами. Некоторые вскрикивали от страха и принимались проталкиваться обратно.

– Надо посмотреть, что там такое, – сказал Мозг.

– Я пойду первый, – заявил Кроха.

Великан поднялся и побрел сквозь толпу, расталкивая детей. Те расступались, давая ему пройти, словно армия, выпускающая на поле боя своего главного бойца. Что бы ни было там, снаружи, Кроха их защитит.

Мозг тоже добрался до окна и выглянул наружу.

– Интересно, – проговорил он.

Во дворе Дома пылал шестиметровый латинский крест. Перед ним шеренгой стояли люди в подпоясанных белых балахонах и конических белых капюшонах, закрывающих лица. Большинство из них были с ружьями, кое-кто держал в руках веревки. Ни одного учителя в поле зрения не было.

– Кто это? – спросил Кроха.

– Ку-клукс-клан, – ответил Мозг.

Идея состояла не в том, чтобы сжечь крест, но в том, чтобы поджечь его. При всей загадочности обряда, его смысл был ясен: этот священный огонь был призван очистить мир от зла.

Кроха оскорбленно фыркнул:

– Ну что, можно считать, что они начали первыми, как ты говорил?

– Что-то в этом роде, – ответил Мозг. – Пока что они только пробуют силы, примериваются, чтобы понять свои возможности.

Он окинул взглядом детей, прижавшихся к мутному стеклу. Тех, кто не стал убегать и прятаться. Тех, кто уже обладал силой. Они рычали и ревели на собравшихся во дворе. Если эти люди рассчитывали припугнуть их своим огненным крестом, у них ничего не вышло.

Пускай это место было вонючим застенком – здесь был их дом. Они выросли в этих стенах. Эти старые здания с окружающими их лесами, а также фермы, на которых они работали, были всем, что они знали в этом мире. Здесь прошло их детство.

Чумное поколение было почти готово к тому, чтобы распрощаться с ним.

«Скоро», – пообещал Мозг людям во дворе.

Облаченный в балахон куклуксклановец сделал несколько шагов в направлении столовой, поднял ружье и выстрелил в сторону здания.

Глава тридцатая

Дэйв Гейнс лежал на больничной койке в окружении цветов и открыток с пожеланиями выздоровления. Он не помнил, как их принесли. Несколько последних дней док Одом держал его на сильных болеутоляющих и антибиотиках, так что все это время слилось для него в сплошной лихорадочный бред. Просто, когда он пришел в себя, цветы и открытки были повсюду.

Потом он вспомнил, как зарезал Салли Элбод.

Он облизнул пересохшие губы и оглядел комнату.

– Что я наделал?

Должно быть, это ему приснилось. Кошмарное порождение воспаленного мозга.

– Что я наделал? О боже, ЧТО Я НАДЕЛАЛ?!

Вошел док Одом в лабораторном халате. Его седые волосы были по обыкновению взъерошены, он сутулился. Одним взглядом оценив состояние Гейнса, доктор опустил мягкую руку на его здоровое плечо:

– Успокойтесь, приятель. Если мои швы разойдутся, я сделаю вам строгий выговор.

– Салли… – прохрипел Гейнс.

Остаток фразы застыл на его губах.

– Она мертва, – сказал доктор. – Мне очень жаль.

– Бедная девочка, я убил ее! Это был я!

– В вас говорит чувство вины, – утешающе произнес доктор. – Не позволяйте ему погрузить вас в депрессию. На чем вам сейчас следует сосредоточиться, так это на том, что вы пытались ее спасти.

Гейнс вспомнил, как велел Еноху бежать за помощью. Чудовищный ребенок набросился на него, словно монстр из фильма ужасов. Огненная боль, пронзающая тело… Спокойный тихий голос, говорящий ему, что он сильно изранен, а затем перешедший в вопль: «Он тебя убил, ты сейчас умрешь!»

– Это верно. – Гейнс утер слезы. – Я пытался. Но он мне не позволил.

– Об этом сукином сыне можете не беспокоиться. Шериф его поймал.

– Что он сказал шерифу?

Док Одом хохотнул:

– Вы не поверите, если я расскажу. Сплошные отговорки и глупости.

– Как там мой мальчик? Что с ним?

– Я осмотрел его, когда вас привезли. Он в порядке. Вы должны гордиться тем, как вы его воспитали. Этот парень спас вам жизнь. Теперь он настоящий мужчина.

– Да уж… – пробормотал Гейнс, ненавидя сам себя.

– А вы нынче герой дня! Сегодня я вас выпишу.