Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - [114]
Сатурий не стал тратить время на отрицание множества злоупотреблений Педия, поскольку они были доказаны, но построил свою речь на восхвалении «великолепной родословной» своего клиента и его многочисленных социальных связей. Что же до обвинений – ну даже если он и злоупотреблял своим служебным положением, что из того? Должен ли выходец из почтенной фамилии придерживаться убогих правил, куда более достойных только плебеев и вольноотпущенников? Что из того, что всадник был незаконно предан смерти? Разве он не являлся по рождению фригийцем, обретшим сначала римское гражданство, а затем «узкую полосу» всадника своим собственным умом? И вообще, разве можно ожидать, что такой великий человек, как проконсул Азии, будет жить на нищенскую плату в 1 млн сестерциев (40 тыс. долларов)?
В этот момент голос Сатурия даже задрожал от сдерживаемого негодования и пафоса. Да как могут отцы-законодатели позорить всех высокородных родственников обвиняемого, которые сейчас сидят за ним в серых тогах, выражающих общественный траур? Подумайте только о страдающей жене, отец которой и трое ее дядьев были преторами! Подумайте о его брате, который погиб, храбро сражаясь с парфянами! Подумайте о двух его сыновьях, общественная карьера которых будет разрушена позором их отца! Подумайте, наконец, о самом сенате – какой позор обрушится на «божественный порядок», если один из самых выдающихся его членов будет обесчещен на основании показаний каких-то провинциалов и выскочек! И т. д. и т. д.
Заключительные речи; прерывающие крики; личные обвинения. Сатурий, завершая свою речь, работал уже на одних только эмоциях. Он тоже сорвал взрыв аплодисментов – главным образом от тех же людей, что только что восторгались речью Кальва. Но при некоторых его суждениях в зале поднимался ропот несогласия, порой речь его прерывалась криками вроде: «Это же не довод!», «Не оскорбляй нашу интеллигенцию!» Наконец он опустился на свое место, уставший после разглагольствований в течение четырех клепсидр. И опять новые поздравления и восторги, каждый из сидевших в зале признавался своим соседям, что этот день стал поистине интеллектуальным праздником.
Консул объявил перерыв в заседании; и отцы-законодатели покинули свои места, чтобы размять члены, перекусить наспех чем-нибудь припасенным их сопровождающими и обсудить между собой аргументы обвинения и защиты. Но вскоре все вернулись на свои места, когда Марк Петрий, самый молодой из адвокатов Педия, начал произносить новую речь в его защиту. Неприязненное отношение к доводам предшествующего коллеги было им учтено, так что Петрий сосредоточился в основном на замысловатых призывах к милосердию, причем он использовал ранее не особенно широко применявшиеся воззвания к «божественной снисходительности» и напоминания о том, что любой сенатор однажды может оказаться в столь же ужасной ситуации, что и Педий. Петрий позволил в своей речи «меньше воды», чем Сатурий; он тоже получил после ее окончания свою долю аплодисментов, но бывалые знатоки только качали головами: «Их восхищает его красноречие, но не суть».
После этого сторонник Кальва, Тит Атилий, в своем выступлении с изящной отвагой подвел итог доводам обвинения. Атилий – еще относительно молодой человек – на данный момент был всего лишь бывшим квестором; так что нынешний день стал для него великолепной возможностью продемонстрировать себя. Увлекаемый потоком собственной речи, он позволил себе по случаю «пройтись» не только по Педию, но и выложить личные обвинения его адвокатам. Когда он представлял подхалимскую карьеру Сатурия, ему громко рукоплескала вся курия. Еще больше аплодисментов он заслужил, когда высмеял некоторые физические недостатки жалкого обвиняемого. Педий даже приподнялся со своего места, умоляюще протянул руки к десяти трибунам в курульных креслах и громко воззвал к ним: «О, благородные трибуны, защитите меня!», но все десять молча и недвижно сидели в своих креслах, так что Педий с побледневшими щеками опустился на место. Его адвокаты, обменявшись понимающимися взглядами, вдруг начали что-то сосредоточенно искать в своих записях на табличках.
Формирование сенатом своей позиции. Наконец, таким же образом закончилась «вода», и Атилий в вихре аплодисментов и дружеских поздравлений вернулся на свое место. Консул Вар, сохраняя нерушимое достоинство, поднялся со своего кресла и поднял руку, призывая к тишине. Все сенаторы немедленно замолчали и напряженно выпрямились.
«Сейчас нам предстоит, – произнес Вар, – сформировать позицию (sententia) отцов-законодателей по поводу того, как следует поступить в случае Секста Аннея Педия, дело которого сегодня было изложено сенату и рассмотрено им. Вы выслушали его обвинителей и его защитников. Я буду вызывать сенаторов по списку».
Он держал в руках таблички, на которых были перечислены имена сенаторов в порядке их официальных званий и старшинства; затем обратился к сидевшим перед ним судьям, избранным на текущий год, и вызвал первого из них: «Dic, Appie Luperce!»[302]
Аппий Луперк, пожилой аристократ, глава древней фамилии, поднялся со своего места в зловещей тишине. Право говорить первым, которым обладал император, если бы он здесь присутствовал, считалось сенаторами бесценным. Все ораторы с каждой из сторон уже изложили свои лучшие доводы перед Луперком, зная его прерогативы, но его холодный взгляд, обращенный на Педия, уже все сказал друзьям обвиняемого. Теперь же его голос разнесся по всей замершей в ожидании курии.
Романы известных американских писателей-историков повествуют о времени правления персидского царя Ксеркса (?–465 до н. э.). Центральное место занимает описание предпринятого им похода против Греции: знаменитые битвы при Фермопилах и Платеях и морское сражение у острова Саламин.
Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции.
Книга посвящена одной из самых драматических страниц русской истории — «Смутному времени», противоборству различных групп служилых людей, и прежде всего казачества и дворянства. Исследуются организация и требования казаков, ход крупнейших казацких выступлений, политика правительства по отношению к казачеству, формируется новая концепция «Смуты». Для специалистов-историков и широкого круга читателей.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Таманская армия — объединение Красной армии, действовавшее на юге России в период Гражданской войны. Существовала с 27 августа 1918 года по февраль 1919 года. Имя дано по первоначальному месту дислокации на Таманском полуострове.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Фундаментальный труд Вильгельма Грёнбека – датского историка, культуролога, профессора университета Копенгагена – это больше чем исследование древнегерманской культуры, это проникновенный рассказ о жизни и верованиях викингов – предков современных европейцев, населявших Скандинавский полуостров, Данию и Исландию в раннее Средневековье. Профессор Грёнбек рассказывает о материальных и духовных составляющих жизни клана – семейных реликвиях, обмене подарками, заключении брачных и торговых сделок, празднестве жертвоприношения и трансформации ритуала на сломе эпох, когда на смену верованиям предков пришло христианство.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Павел Дмитриевич Брянцев несколько лет преподавал историю в одном из средних учебных заведений и заметил, с каким вниманием ученики слушают объяснения тех отделов русской истории, которые касаются Литвы и ее отношений к Польше и России. Ввиду интереса к этой теме и отсутствия необходимых источников Брянцев решил сам написать историю Литовского государства. Занимался он этим сочинением семь лет: пересмотрел множество источников и пособий, выбрал из них только самые главные и существенные события и соединил их в одну общую картину истории Литовского государства.
Балерина в прошлом, а в дальнейшем журналист и балетный критик, Джули Кавана написала великолепную, исчерпывающую биографию Рудольфа Нуреева на основе огромного фактографического, архивного и эпистолярного материала. Она правдиво и одновременно с огромным чувством такта отобразила душу гения на фоне сложнейших поворотов его жизни и борьбы за свое уникальное место в искусстве.