Один день что три осени - [91]

Минлян про себя тяжело вздохнул: в прошлый раз, покидая Яньцзинь, он дал себе клятву, что ноги его там больше не будет, кто же знал, что он вернется туда во сне; но кто управлял его душой? Похоже, это были проделки той самой вывески с надписью «Один день что три осени». Между тем Хуа Эрнян самодовольно спросила Минляна:

– Ну что, нечего сказать? Даже не думай меня обвести меня, прикрываясь здравым смыслом, одурачишь меня – значит одурачишь себя.

Тут флейта в руках Минляна куда-то исчезла, соответственно откупиться от Хуа Эрнян какой-нибудь шуточной мелодией он не мог; оказавшись в тупике, Минлян вдруг нашел выход и предложил:

– Эрнян, а ведь я могу рассказать анекдот про здравый смысл.

– Какой?

– Разумеется, что лично вас, прикрываясь здравым смыслом, одурачить не получится, но ведь на эту удочку попадаются миллионы людей. В нашей жизни много так называемых истин, которые по сути своей лживы, но поскольку народ изо дня в день воспринимает их как правду, то со временем они превращаются в эту правду; прекрасно понимая, что какая-то истина лжива, народ и действует соответственно, но при этом делает вид, что все так и должно быть; скажите, ну не смешно ли? Сны по сравнению с этим – цветочки.

Хуа Эрнян, пытаясь вникнуть в смысл этого анекдота, фыркнула:

– Ну ты и закрутил, что ж, придется эту твою ахинею засчитать за анекдот. Но шутки про истину скучные, тот пошловатый анекдот, который ты рассказывал в прошлый раз, был куда лучше.

Однако в основе того пошлого анекдота заключалась скорбь всей жизни Минляна; и чем больше в его жизни случалось подобных анекдотов, тем невыносимее ему жилось; заметив, что Хуа Эрнян так и не пожаловала ему хурму, Минлян сказал:

– Эрнян, я признаю, что не мастак рассказывать анекдоты, все мои шутки какие-то плоские, я уже сполна научился на своих ошибках, так что в Яньцзинь теперь не вернусь даже во сне.

– Раз так, то будем считать, что мы с тобой разрываем отношения навсегда, – ответила Хуа Эрнян и добавила, – в Яньцзине больше полумиллиона человек, одним больше – одним меньше, для меня это погоды не делает.

– Это точно, – отозвался Минлян.

С этими словами Минлян развернулся, чтобы уйти; но сделав пару шагов, остановился.

– Эрнян, прежде чем мы расстанемся навсегда, я хотел бы кое-что узнать.

– Что же?

– Даже не знаю, как спросить, вы только не принимайте близко к сердцу.

– Да говори уже, что хотел, не бойся.

– Вы живете в Яньцзине уже больше трех тысяч лет и каждый день добываете шутки, а что, если все яньцзиньские шутки рано или поздно закончатся, словно рыба в пруду?

– Ты недооцениваешь Яньцзинь, – улыбнулась Хуа Эрнян, – уж если говорить о шутках, то Яньцзинь это не пруд, а полноводная река, иначе, стоял бы он на берегу Хуанхэ? В водоеме вода мертвая, а в реке – она полна жизни, жизнь льется в ней непрерывным потоком, точно так же, непрерывным потоком здесь рождаются новые шутки. Конечно же, большинство шуток, которые мне удается собрать, напоминают твою болтологию и, так скажем, притянуты за уши; но, с другой стороны, их поток все равно не остановить.

– А встречались ли вам за три тысячи лет яньцзиньцы, которые умели блестяще шутить?

– Редко, но попадались такие, что могли насмешить всего одной фразой. Но такое случается не каждый день, чтобы дождаться таких шуток требуется терпение.

Сделав паузу, она произнесла:

– И тут стоит сказать отдельное спасибо двум типам людей.

– И каким же?

– Первый тип составляют те, кто обещал прийти, но не пришел, например, такие, как Хуа Эрлан. Все это время я жду его в Яньцзине, а он не приходит, из-за этого я никуда не могу уйти, но именно благодаря этому у меня есть время, чтобы дождаться смешных шуток; а ко второму типу относятся те, кто ушел за шутками и не вернулся, например, такие, как твоя мама, Интао, которую я все жду и жду в надежде, что когда-нибудь она все-таки вернется и расскажет что-нибудь стоящее.

– Эрнян, разве так можно? Кроме тех, кто обещал прийти, но не пришел, а также тех, кто ушел и не вернулся, вам стоило бы поблагодарить тех яньцзиньцев, которые вынуждены без продыху рассказывать вам шутки, даже если эти шутки и пресноваты; а скольких яньцзиньцев вы и вовсе погубили? С тех пор, как вы обосновались в Яньцзине, все местные жители не знают куда деваться от страха.

– Но у меня нет другого выхода. До того, как очутиться в Яньцзине, у меня у самой было прекрасное чувство юмора, и я не нуждалась ни в чьих шутках; в Яньцзине я превратилась в попрошайку, только взамен еды я питаюсь шутками; без шуток я просто не выживу; неужели ты думаешь, что, когда наступает ночь это я горю желанием проникнуть в чей-то сон, чтобы добыть очередную шутку? Ошибаешься, это не я, а кое кто другой; как прицепился ко мне, так и не отцепляется вот уже более трех тысяч лет.

Немного помолчав, она добавила:

– Это он норовит превратить чью-то жизнь в анекдот. Я была бы рада покинуть Яньцзинь, но ведь я превратилась в гору.

– Почему же он такой злой, что заставляет тебя так страдать? – удивился Минлян.

– Ну, мне от него тоже есть польза.

– Какая?

– Изо дня в день подпитываясь шутками вместе с ним, я, несмотря на прошедшие три тысячелетия, могу оставаться такой же молодой. Посмотри, я по-прежнему выгляжу так, будто мне восемнадцать.