Одиль - [21]

– Естественно, – ответил он озлобленным тоном.

После этого обещания я оставил его отвешивать словесные поклоны и поднялся наверх. Через несколько минут появился и он.

– Для вас она кое-что сделает, – сказал он, – она позвонит вам во второй половине дня и сообщит о результатах своих хлопот.

Действительно, около десяти часов вечера раздался телефонный звонок, которого я прождал весь день. Эта дама сообщила мне, что она все устроила, мои бумаги мне немедленно вернут, меня не будут больше беспокоить, а что касается той особы, о которой шла речь, мне нечего опасаться: ею тоже занялись. Пользуясь случаем, графиня пригласила меня на ужин.

Прямо на следующий день меня вызвали к следователю. Я зашел сначала к Одиль; мне сказали, что она ушла неизвестно куда. Я вышел, что-то промямлив, встревоженный, почти испуганный. Прошел быстрым шагом по улице Дельты до Дворца Правосудия. И вот я в кабинете следователя. Я его сразу узнал; забыл его имя, но внезапно вспомнил его лицо: он когда-то приходил к моим родителям, это друг нашей семьи. Но я и виду не подал, что узнал его. Он чрезвычайно вежливо попросил меня сесть, даже иронично, как мне показалось. Я наперед знал все, что он мне скажет. Он заговорил:

– Я вижу, месье, что буквально все были подняты на ноги, когда следственные органы доставили вам небольшие неприятности. Поздравляю: у вас есть и могущественные покровители, и прогрессивные убеждения. Как бы то ни было, ваши покровители поторопились, ибо и так все свидетельствует о вашей невиновности, о вашей, должен сказать, прямо-таки абсолютной невиновности.

Он осторожно взглянул на меня.

– Что касается ваших бумаг, журналов и других документов, я прошу извинить неуместное усердие простого инспектора, чье образование не идет ни в какое сравнение с вашим. Вам их вернут сегодня же; можете получить их в канцелярии. Я даже рад этому происшествию, потому что оно позволило мне разузнать из надежного источника об этой примечательной секте, к которой, я полагаю, вы принадлежите. Но должен вам сказать, что больше всего меня заинтересовали ваши личные бумаги. Я же должен был ознакомиться с ними, это моя профессия, не так ли? И вы поймете, насколько я был заинтересован, просматривая их, когда узнаете, что я тоже математик-любитель. Вас это не слишком удивит, поскольку я понял, что вы большой поклонник Ферма, который, как и я, работал в прокуратуре, но, конечно, я не равняю себя с этим блистательным и капризным гением. Когда-то я потратил много часов, пытаясь найти доказательство этой знаменитой теоремы, но в конце концов убедился в тщетности своей затеи. Однако я должен сказать: все-таки я думаю, что эта теорема истинна или ложна; я никоим образом не последователь Брувера. А вы, дорогой мой, вы верите в обоснованность принципа исключенного «третьего»?

Вступать ли в разговор с этим буржуа? Такой человек, как я, может быть, будущий коммунист не станет вести беседы со следователем; к тому же он намекнул на то, что я – всего лишь любитель (в математике), ведь прозвучали слова «я тоже».

– Я вам задал вопрос, дорогой мой. Поскольку он не касается ни убийства г-на Тессона, ни мелких делишек его брата, я вас уверяю, что вы не скомпрометируете себя, если ответите.

– Во-первых, месье, я вас прошу, не называйте меня «дорогой мой».

– Я думаю, что обидел бы вас еще больше, говоря вам «дитя мое», а ведь я видел, как вы росли.

– Вы не видели меня ни маленьким, ни взрослым, месье.

– Я не совсем понял ваше замечание. Как бы то ни было, я буду говорить вам просто «месье», раз вы так хотите.

– Да, хочу.

– Отлично. Вот мы и договорились. Вернемся же к принципу исключенного «третьего». Что вы о нем думаете?

Он действительно думает, что я всего лишь любитель? Может быть, этому «тоже» и не придавалось никакого значения? Поскольку я не ответил, он продолжал:

– Я рад, что вы не впутаны в это дело: с меня бы семь потов сошло, пока бы я вытянул из вас хоть одно слово! Например, один вопрос, который я хотел бы выяснить, мог бы звучать так: вы бываете в этом кругу из-за любви к экзотике?

– Ненавижу экзотику.

– Именно такой ответ можно ожидать от математика.

– Обожаю экзотику.

– И как раз эту реплику мне следовало ожидать от вас.

– И нет ни одной фразы в вашей речи, которую нельзя было бы ожидать от следователя, который в детстве трепал тебя по щеке.

– Ну, видите ли, я не согласен с вами! Кстати, замечу, что вы меня узнали, вспомнили, что я видел вас еще ребенком. Вы тогда учились, я хочу сказать, серьезно учились, если бы мы не заговорили об этом: у друзей есть некоторые преимущества. Как бы то ни было, я не думаю, что моя речь именно такая, какая… и т. д. Я, например, не собирался выводить никакой морали из того, что с вами случилось.

– Спасибо.

– Я не стал рассказывать о страданиях вашего отца, когда он узнал, что вы замешаны в деле, которое называется драмой среды.

– Он, должно быть, обрадовался.

– Напротив, я пытался завести разговор на нейтральную тему, поговорить о чистой математике.

– Но почему бы не разрешить мне уйти вместо того, чтобы заводить разговор? Вместо того, чтобы пытать меня? Вы же видите, что ваши вопросы заставляют меня страдать? К чему эти ваши вопросы? Вы наслаждаетесь своим мнимым превосходством. Подвергаете меня маленькой пытке, той, что в вашей власти, потому что не можете подвергнуть меня другому наказанию. Разве вы не понимаете, господин следователь, что для меня вести беседы со следователем – это пытка? Нет, вы это прекрасно понимаете, и именно поэтому вы настаиваете на том, чтобы говорить со мной о математике. Как будто мне интересно разговаривать о математике со следователем!