У южного края озера, там, где долина резко расширялась, а гора поворачивала к востоку, окаймляя вдали синевой узкую береговую полоску, раскинул свои палатки походный госпиталь: приблизительно тридцать палаток, каждая на четырех опорах, с нарисованными сверху красными крестами посреди белого круга. Центральная аллея, разделявшая их на две примерно равные части, упиралась в разъезженную дорогу, по которой в северном направлении, почти в гору, двигались цепочки грузовиков и бронетанковые части, разбитые на небольшие группы по три-четыре машины, тогда как вниз, навстречу им, проезжали время от времени лишь санитарные машины, которые тянулись сначала по самому краю оврага, а потом углублялись вправо, в аллею, где они оставляли привезенных раненых и разворачивались, чтобы отправиться в обратный путь. Между палаток сновали люди с носилками, ступая по лежащим на земле почти созревшим хлебам, которые за шесть дней колеса автомобилей утрамбовали и превратили в плотный ковер. Из-под ног санитаров-носильщиков в разные стороны разлетались кузнечики с фиолетовыми крылышками и саранча. Кусты по обе стороны дороги и ближайшие деревья на склоне горы за дорогой были припудрены неосязаемой белой пылью. Немного выше по склону, под незапыленными деревьями с очень густой листвой, несли сторожевую службу батареи противовоздушной обороны, хорошо различимые, несмотря на маскировочные сетки.
Госпиталь занимал почти все хлебное поле; вплоть до оврага, который отделял его на юге от пастбища, где расположился склад горючего, строгими рядами тянулись тысячи канистр; однако палатки госпиталя немного не доходили до изгороди, которой на севере была обнесена территория отряда транспортных средств с его передвижными мастерскими, огромными грузовиками и подъемными кранами на автомобильных платформах. Рядом с этой изгородью, отдаленная насколько это было возможно от госпитальных служб, располагалась передвижная электростанция, где из всех блоков питания в этот момент похрапывал только один. Электрики в зеленой маскировочной форме разматывали провода. Кое-кто из них, взобравшись на самый верх возвышавшихся над палатками опор, укреплял прожекторы, которые ночью будут освещать красные кресты. Оттуда, где они находились, им был виден на западе, за строениями полусгоревшей фермы и за ширмой из молодых тополей, берег озера, где приблизительно на километр вытянулся лагерь личного состава: квадратные палатки офицеров, более близкие к госпиталю, теснили к краям пляжа жилища рядовых и спальни медсестер, ничем не отличавшиеся от палаток для раненых.
Летнее солнце клонилось к закату, освещая гористые дали противоположного берега озера. В воде, довольно близко от суши, переговаривались несколько купальщиков, сгруппировавшихся вокруг надувной лодки, за которую они держались, чтобы передохнуть. У входа в свою палатку сидел в старомодном, так называемом «трансатлантическом», парусиновом кресле одетый в рубашку и плавки лейтенант Вальтер и озабоченно рассматривал ноги. У него тоже распухли лодыжки. "А ведь я все же много хожу. Гораздо больше, чем эти бедолаги-хирурги, которые по шестнадцать часов в сутки прикованы к операционному столу и уже даже ботинки не в состоянии натянуть на ноги". Жужжание пикирующих самолетов заставило его поднять голову вверх. Приложив руку козырьком ко лбу, он, несмотря на бьющие прямо в лицо лучи заходящего солнца, увидел в небе пару маленьких серебристых рыбок – два неясной принадлежности самолетика, паливших из чего-то, скорее всего, из пушек. По чему? Ни по чему. На середине озера, ширина которого в этом месте была около пяти километров, белыми снопами вздымались брызги. Он услышал вой машин, набиравших скорость, чтобы взмыть свечой вверх все выше и выше, сделать петлю и завалиться на крыло. В этом балете было столько веселья и праздничности, что явно не стоило беспокоиться: просто игра, небольшое пари двух приятелей. Толкая перед собой надувную лодку, купальщики предусмотрительно причалили к берегу.
Вальтер узнал среди них Гармонию, которая, подобрав с песка махровое полотенце, направилась к нему. Он махнул ей рукой. Она казалась очень высокой и тонкой в своем черном закрытом купальнике – эта целомудренная модель была единственной, допущенной медицинским начальством.
– Что это на них нашло? Ты видел? – спросила она еще издали.
– Ребята веселятся. Наверное, упустили свою дичь и теперь развлекаются, охотятся за водой и ветром. Или получили приказ приземлиться без боеприпасов в каком-нибудь безопасном месте.
Гармония упала на колени рядом с Вальтером, набросив полотенце на плечи.
– Фу, как напугали меня, – сказала она. – Сейчас мне это совсем ни к чему.
Он взглянул на ее загорелое лицо с небольшой синевой под глазами.
– Устала?
– Не то слово. Хуже. А ты? Поспать удалось?
– Немного, и сон был совсем неглубокий. Сколько бы я ни пичкал себя таблетками, мне все время снятся сны, часа на четыре-пять впадаю в дремоту – вот и все, что мне удается.
Она встала и начала тщательно вытирать полотенцем руки, шею, потом ноги.
– Напрасно ты лезешь в холодную воду в такой поздний час, – сказал он. – Это утомляет. Я делаю это только утром. Да и то лишь чтобы помыться. А как у тебя ноги, не болят?