Одевая эпоху - [77]

Вскоре состоялось еще одно собрание, куда меня, разумеется, не пригласили. Почти все мои друзья были там, председатель изложил события предыдущего собрания по-своему и с большими неточностями. Кажется, он нелестно отозвался о моем поведении, и в итоге разгорелась ссора. После этого ужина мои друзья создали новое объединение под названием «Настоящий “Клуб Ста”» и предложили мне возглавить его, поскольку именно я дал повод к его появлению. Оба клуба существуют и по сей день, и оба развивают бурную деятельность… После того памятного вечера я побывал на многих прекрасных ужинах, однако ни на одном из них не подавали шато-де м. к.

Я сам научился готовить по рецептам некоторые блюда и даже придумал новые. Например, чудесный омлет с луком-шалотом и луком-резанцем. Но мой лучший рецепт – это яйцо в мешочек по-рыбацки.

Когда вы будете есть мидии, не выливайте сок, сварите в нем яйцо в мешочек, затем выложите его на ломтик поджаренного хлеба, залейте сметаной, посыпьте тертым сыром и поставьте в сильно разогретую духовку.

Поверх яйца образуется золотистая корочка, а внутри оно останется мягким, потому что сметана предохраняет его от жара духовки.

Когда вы воткнете вилку в яйцо, желток растечется и смешается с соком мидий. Это очень вкусно.

Мне всегда нравилось наблюдать, как готовят мои кухарки, лучшими из которых, бесспорно, были Орели и Катрин.

Я не мог не упомянуть их, ведь они доставили мне столько радости. Орели и Катрин поделились со мной кое-какими профессиональными хитростями, но я держу их в секрете.

Я испытываю к этим женщинам не только благодарность желудка, но и признательность сердца.

Сейчас, диктуя эти строки, я сижу на огороде, среди фасоли и помидоров, мне приятно смотреть на них, потому что я предвкушаю наслаждение, которые они мне доставят. Если мою книгу будут читать в Америке, то не поймут, отчего я придаю такое значение свежим овощам. В Америке их производят промышленным способом и продают в консервных банках.

Я не одобряю такую практику, ведь помидоры созданы Богом, а консервные банки придуманы людьми.

Я часто с ужасом думаю о превосходных поварах, которых позаимствовала у нас Америка и которые в кухонных цехах больших американских отелей превратились в алхимиков и препараторов… Мне бы хотелось вступиться за французскую кухню, спасти ее традиции. Иностранцы, живущие в Париже, ничего не смыслят в нашей национальной кулинарии, и, приобретая за доллары наших лучших шефов, не знают, какие требования к ним предъявлять. Таким нанимателям все равно, что есть на обед – суп «Кнорр», приправленный «виандоксом», или настоящую крестьянскую похлебку с ржаным хлебом, овощами, вареной гусятиной и салом, у которой естественный вкус и натуральные цвета – капуста зеленая, морковь красная, репа белая, сало розовое, а в горохе не попадаются кристаллики соды.

Поль Пуаре за гримом для спектакля Колетт, 1927

Я мечтаю до конца своих дней сохранить здоровый аппетит, чтобы наслаждаться французской кухней.

Это мое любимое занятие в свободное время, как игра на скрипке для Энгра[367].

О подобных увлечениях приходится слышать часто, во Франции у каждого Энгра есть своя скрипка. Но мне мало одной лишь скрипки, я хотел бы еще играть на кларнете и гобое, заниматься всеми искусствами на свете, чтобы получать от них радость. Многие осуждали меня за это.

Драматическое искусство – тоже прекрасная возможность отвлечься от повседневных забот, так подумал я в ту минуту, когда Колетт[368] предложила мне выступить вместе с ней на сцене. Но тут, к моему изумлению, выяснилось, что профессия актера до сих пор считается у нас постыдной. Во времена Мольера[369] комедиантов запрещалось хоронить на кладбище, очевидно, какие-то остатки этого предубеждения сохранились и по сей день.

У меня в ушах и сейчас звучит грозный голос месье Лазара Вейлера, сенатора и председателя нашего административного совета. Он заявил, что о моем выступлении на парижской сцене, пусть даже в качестве любителя, не может быть и речи. А я всю жизнь считал, что самая большая роскошь в этом мире – быть независимым и слушать только самого себя. И мне приятно вспомнить о тех веселых днях, когда я ездил по провинции с этим спектаклем в компании великой писательницы Колетт и других артистов, а затем еще месяц участвовал в представлениях в Париже и каждый вечер выходил на сцену, перевоплотившись в другого человека.

Еще одним источником радости для меня стали книги: мне нравилось не только читать их, но и издавать. В те времена, когда я работал с Дюфи, мы составили и выпустили ежегодник, который назвали «Альманах изящной словесности и искусств». Он был напечатан на превосходной бумаге, проиллюстрирован гравюрами Дюфи, и в нем приняли участие все выдающиеся живописцы, литераторы и рисовальщики авангарда. Другие мои достижения в этой области – альбомы Ириба и Лепапа, о них здесь уже упоминалось. Еще я издал кулинарную книгу, где были собраны рецепты моих друзей, как наиболее талантливых поваров-любителей, так и выдающихся профессионалов. Иллюстрации к этой книге создала женщина, отличавшаяся большим умом, тонким чувством прекрасного и превосходным знанием французской кухни, – ее звали Мари-Аликс.