Одевая эпоху - [67]

– Подарите мне одну из ваших замечательных сигар, я только что сэкономил вам шестнадцать тысяч долларов.

– Как? Что это значит?

– Это значит, что я отказываю вам в праве ставить мою марку на вашу продукцию. Если бы я согласился, это повредило бы моей деловой репутации, а вашей не принесло бы никакой пользы.

Надо было видеть физиономии его помощников: подумать только, человек с легкостью отказывается от 16 000 доллларов в год…

Когда я вернулся, меня ждал сюрприз. Менеджер, возмущенный моей неуместной откровенностью и необъяснимым бескорыстием, потребовал выплатить ему 25 % комиссионных от сделки, которая сорвалась по моей вине. Пришлось заплатить: все американские юристы дружно стали на его сторону.

Однако я заключил несколько контрактов с фабрикантами чулок, дамских сумочек и перчаток, в частности – вы будете смеяться – нитяных перчаток. Меня попросили снова ввести их в моду. Я долго размышлял и, наконец, разработал в нескольких вариантах обновленную версию нитяных перчаток, которая могла бы возродить интерес к этому устаревшему изделию. Но мои модели так и не поступили в производство!

Со мной за них полностью рассчитались, но велели передать, что на фабрике не смогли разобраться в моих эскизах, не поняли, как должны выглядеть готовые модели, не уразумели, что означают все эти значки и росчерки, сделанные пером или карандашом. Непостижимо! Это как если бы люди написали вам в письме: «Мы не умеем читать». Впрочем, письма я как раз и не получил, американские коммерсанты никогда ничего не сообщают письменно.

Инсталляция с двумя короткими розовыми платьями Денизы, 1920

А еще я заключил контракт с крупной фирмой, производящей дамские сумочки, которая не выполнила своих обязательств передо мной. Предлог был тот же: они не смогли разобраться в моих эскизах. Американцу надо показывать уже готовое изделие, чтобы он смог его слепо скопировать. Из-за полного отсутствия воображения эти люди неспособны что-либо домыслить или предположить. Подобно апостолу Фоме, они верят только в то, что уже видели. Это свойство должно отрицательно сказываться на их успехах в науке и искусстве, поскольку ограничивает поле наблюдения одними лишь экспериментальными данными.

Зная этот недостаток американцев, я решил сопровождать свои лекции наглядными демонстрациями, и в конечном итоге, во время моей последней поездки в Америку, мне даже пришлось создавать платья прямо на сцене. Вначале я рассуждал об элегантности, старался расшевелить публику, пробудить в ней страсть к модным новинкам, к роскоши. Затем, достав из кармана ножницы, разворачивал один из разноцветных рулонов бархата, стоявших вокруг, и спрашивал, не желает ли кто-нибудь из присутствующих дам поучаствовать в моей демонстрации. И каждая радостно поднималась с места. Затем я приглашал на сцену профессиональную манекенщицу в специальном чехле поверх белья – чтобы не шокировать американскую публику, как известно, весьма строгую на этот счет. В течение нескольких минут я обертывал ткань вокруг ее фигуры, отрывал лишнее, кроил, закалывал булавками, и все видели, как в моих ловких и опытных руках рождается вечернее платье или манто. Я мог судить о впечатлении, которое произвел на публику, по сдавленным «О-о!» и «Ах!», раздававшимся в зале, когда я вдруг решал приделать к платью рукава другого цвета или заложить на нем отворот, совершенно неожиданный и очень эффектный.

Модель Поля Пуаре, 1925

Можно ли найти более очевидное доказательство того, что одни лишь французы обладают смелым и вдохновенным воображением? Как-то раз в Сан-Диего, неподалеку от Лос-Анджелеса, я сказал моим слушательницам, что все они одеты почти одинаково, словно в какую-то униформу. «Взгляните, – недовольно восклицал я, – у всех на боа приколот букетик цветов, причем на одном и том же месте! Если бы он был здесь единственным, эта деталь придавала бы оригинальность и очарование, но раз она стала обязательной для всех, мне уже не хочется на нее смотреть, наоборот, она действует мне на нервы!» После лекции публика разошлась, а я еще какое-то время беседовал с директором театра. И вдруг ко мне подошел человек, подметавший зал, у него в фартуке был целый ворох искусственных цветов, которые он обнаружил под креслами: их принесли в жертву моему деспотизму.

В тот день я понял, как сильна в американцах приверженность к дисциплине. Это качество позволяет легко управлять ими, но начисто лишает их индивидуальности. Американцы – это 120 миллионов школьников, всю жизнь готовых повиноваться тому, кто знает больше их. Однако они могут сделаться совершенно невыносимыми, если вдруг возомнят, будто в своих знаниях превзошли учителя. Именно так и случилось в моде, когда они решили навязать нам свой вкус и подменить творческую мысль кутюрье прозаическим опытом закупщиков.

И все же любой человек, прослывший мастером своего дела, будь то скрипач или модельер, внушает им уважение. Помнится, во время второй поездки в Америку я произвел настоящую сенсацию. Я стоял на палубе «Иль-де-Франс» вместе с артистами, которые направлялись на гастроли в Чикаго. В этом городе оперные певцы получают самые большие в мире гонорары. Рядом со мной стояли де Лука