Одевая эпоху - [66]
Раз уж я произнес сакраментальное слово «запрет», позвольте мне выразить мнение, что одна из причин, препятствующих развитию искусства в Америке, – это запрет на спиртное.
У нас в стране вино создает поэтов и вдохновляет художников. Американцы решили его упразднить и скоро увидят, к чему это приведет. Кем были бы Вийон[331], Рабле[332], Мюссе[333], Верлен[334] и Бодлер[335] без вина? И ведь силу им дало не только вино, которое выпили они сами, но и которое пили бесчисленные поколения их предков. Быть может, принудительная трезвость благоприятно отразится на спорте и деловой жизни, но поэтов, музыкантов и художников в стране не прибавится.
– А вот в спорте, – скажет мой уважаемый оппонент, – американская нация добилась больших успехов.
– Верно. С этим не поспоришь. Но разве занятия спортом могут развить художественное чутье? Спорт помогает человеку в труде, на примитивном уровне восстанавливает душевное равновесие. Возможно, спорт обостряет кое-какие способности, но только не восприимчивость, которую, напротив, он притупляет и загоняет в жесткие рамки. Мне вообще показалось, что воспитание американцев, и физическое, и интеллектуальное, как раз направлено на подавление восприимчивости. Я знаю: чтобы власть могла успешно управлять огромным населением, требуются простые и суровые методы воспитания, ведь если 120 миллионов человек почувствуют себя слишком свободно, это приведет страну к хаосу и беспорядкам. Государством, состоящим из сорока семи штатов, не так легко управлять, как островом Таити или даже такой небольшой страной, как наша Франция. А значит, надо направить население по путям, похожим на американские дороги – прямым, как стрела, и пересекающимся под прямым углом, – и предохранить его от любых возможных затруднений и аварий. Так будет разумнее. Но только не надо меня уверять, что в стране скоро появится поколение эстетов и любителей искусства. На данный момент ничто этого не предвещает. В музеях пусто, лишь по воскресным дням туда приходят большими семьями.
Более того, есть музеи, о существовании которых никто не подозревает. Когда миллиардеры-меценаты строят музеи в своих родных городах, они радуются, что совершили доброе дело, но эту радость им всякий раз отравляет полнейшее равнодушие публики к их начинанию. В Нью-Йорке я раз двадцать спрашивал у людей, принадлежащих к различным классам общества, где находится Этнографический музей, но никто не смог указать мне адрес. Наконец, я нашел его в самом начале Бродвея и не обнаружил в залах ни одного посетителя. Американцы предпочитают бейсбол.
Но зайти в музей – это еще не все, надо обладать особым складом ума, проявлять интерес к тому, что видишь вокруг, запоминать увиденное и выстраивать воспоминания в определенном порядке. Так вот, мне кажется, что у американцев, заходящих в музей, зрительные впечатления не закрепляются: я заметил, что многие из них воспринимают увиденное лишь поверхностно и не стремятся насладиться своими ощущениями.
Преподаватели художественных училищ, с которыми я встречался в Америке, все до одного образованнейшие, достойнейшие люди, приехавшие ко контракту из Европы. Тем не менее они, на мой взгляд, неспособны развить в душах своих учеников эстетическое чувство. У немецкого протестантизма есть масса достоинств, но он не развивает в человеке интерес к искусству.
В одном из этих учебных заведений меня с большим почетом принимала директриса, дама с белоснежными волосами, в очках в золотой оправе. Она сидела, подложив левую ладонь под локоть правой руки, а указательным пальцем касаясь виска – хрестоматийный образ идеального педагога. Она настойчиво уговаривала меня взглянуть на шпалеры, созданные ее учениками, и я согласился, думая, что сейчас полюбуюсь талантливыми работами. Вместо этого я увидел обычные настольные коврики в темных тонах, причем один из них воспроизводил такую всем известную вещь, как «Вечерняя молитва» Милле[336].
Платья в русском стиле работы Поля Пуаре, 1923
Делясь подобными впечатлениями, я поневоле совершаю бестактность, но поверьте, я не хочу никого уязвить, а только привожу факты, они, смею надеяться, верно обрисовывают национальный характер американцев.
Хотелось бы рассказать также и о других встречах, например с мистером М„называвшим себя Королем блузы. Он был очень польщен знакомством со мной и предложил кучу денег, чтобы я ежемесячно посылал ему отчеты о новейших тенденциях в моде на блузы в Париже.
Статья о Поле Пуаре, 1927/1929
У всех американских производителей одна и та же тактика: они стремятся познакомиться со знаменитыми людьми, чтобы получить право на использование их имен и нажиться на этом. Сколько фабрикантов сулили мне золотые горы за то, чтобы выпускать товары под моим именем! А однажды некий англичанин, живущий в Америке и владеющий обувной фабрикой близ Ланкастера, сделал мне потрясающее предложение. За право использовать мое имя в рекламе его изделий и ставить мою марку на модели класса люкс он обещал выплачивать мне 16 000 долларов в год. Я не мог заключить эту сделку, не видя его продукции. И вот я сажусь в поезд в Нью-Йорке вместе с моим менеджером, который и познакомил меня с этим влиятельным обувщиком. Мы прибываем в город N., где меня, словно принца, встречает целая свита и два «роллс-ройса». После обычного церемониала меня ведут на завод, осмотр занимает несколько часов. Я рассматриваю обувь, предназначенную для фермеров и их семей, – грубые, тяжелые ботинки, в которых удобно работать на земле. Я не понимал, какую пользу может принести моя марка продукции такого рода. Затем я вернулся в кабинет обувщика, где он ждал меня, окруженный своими помощниками. На нем был костюм в крупную клетку, из верхнего кармана пиджака торчал целый букет толстых сигар. Я сказал:
