Одевая эпоху - [59]

Во время первого путешествия в Марокко я имел честь побывать в гостях у маршала Лиотея[294], в его прежней резиденции в Рабате. Новая, в которой он успел прожить совсем немного, тогда еще не была достроена. За обедом разговор зашел о политической обстановке в мире и об опасностях, грозивших Европе. Я сказал маршалу:

– Если бы во Франции поднялась волна большевизма, в Марокко нахлынули бы толпы буржуа, потому что французы рассматривают эту страну как свой сад, а может быть, даже приют на старость.

Маршал сурово взглянул на меня и спокойно ответил:

– А я не пустил бы сюда всех подряд, мне не нужны бесполезные люди.

– И все же, – настаивал я, – что, если французы захотят заселить эту страну?

Маршал раскрыл ладонь, затем крепко сжал ее в кулак и сказал:

– Туземцы у меня вот здесь.

Такой ответ трудно назвать ответом республиканца, но меня он привел в восторг. Это были слова настоящего лидера, а мне всегда нравились лидеры, т. к. я убежден, что у нас их явно не хватает. У нас теперь одни лишь демагоги.

Меня принимали не только первые лица французской администрации Марокко. Я подружился с пашой Марракеша, всегда оказывавшим мне самое любезное внимание. Известно, какие роскошные приемы устраивает этот паша. У него пятьдесят два повара, и в дни приемов каждый из них готовит свое коронное блюдо. Не хочу отвлекаться на разговоры о кулинарии, а иначе я описал бы медную миску, которую мне поднесли и из которой я должен был взять себе порцию яичницы из двухсот яиц. Тем, кому доводилось есть яичницу только на европейский манер, с маленьких тарелочек, не мешало бы съездить в Марокко и попробовать яйцо, изжаренное вместе со ста девяносто девятью другими. Еще одно местное блюдо – пастилья, круглый пирог из слоеного теста размером с небольшой столик. Если покопаться внутри этого пирога, обнаружишь запеченных голубей с начинкой из сосисочного фарша и миндального крема. Это просто чудо. Нет никакого смысла описывать вам мешуи: теперь его запросто готовит каждая домохозяйка. И все же я скажу два слова об этом салате, в котором чередуются слой укропа, слой ломтиков апельсина и слой кервеля, а верх присыпан сахарной пудрой. С виду он похож на занесенную снегом поляну, но его вкус разом напомнит вам обо всех плодах весны и лета. Однако все эти гастрономические сокровища, гордость арабской кухни, мало чего стоили бы, если бы не изысканность обстановки, где проходила трапеза. Никто не принимает гостей с таким радушием, утонченностью и предупредительностью, как монархи, правящие небольшими территориями с населением в четыреста тысяч человек. Рабы разных цветов кожи несут на голове и на плечах медные кувшины и чаши, огромные серебряные кубки. Вокруг гостей, сидящих на подушках у низкого стола, словно вершится какое-то священнодействие. Европеец даже в парадном костюме имеет тут самый жалкий вид. Ах, как я хотел бы надеть гандуру[295] из белоснежного шелка и масляно-желтого шерстяного муслина, напоминающую свежеизготовленный кожаный бурдюк! В сочетании с холодным цветом этих одежд темные лица и огненные глаза производят неизгладимое впечатление, а смуглые пальцы, разминающие в ладони шарик кускуса, могли бы лишить вас аппетита, если бы не ногти, ухоженные не менее, а скорее даже более тщательно, чем у наших дипломатов.

Когда я пришел, паша Марракеша, Эль Глауи, что означает Горец, находился в одном из внутренних дворов своего дворца и отправлял правосудие. Увидев меня, он сделал повелительный жест, означавший, что судебное заседание закрывается, и приблизился ко мне. Складки его одеяния колыхались при ходьбе, их раздувал ветер, словно мантию дожа с картины Тинторетто[296] или плащ Отелло, увековеченного кистью Эль Греко.

Вечером он повел меня осматривать дворец – жилище аристократа, увлеченно собиравшего старинные доспехи и оружие.

Я заглянул в его спальню, где стояла медная кровать под балдахином на колонках с покрывалом из розового шелкового муслина. Возле кровати, на столике эпохи Луи-Филиппа, лежали кинжал, браунинг новейшей модели, а также обычное охотничье ружье, какие носят с собой егеря в Солони. «Зачем?» – удивленно спросил я. Грустно, словно бы через силу, улыбнувшись, он кратко ответил:

«У меня есть братья».

Затем он показал мне гараж, в этой автомобильной конюшне содержались только чистокровные скакуны. Довоенные «испано-сюизы» и «мерседесы» соседствовали там с «вуазенами» и «бугатти». «Выбирай», – сказал мне Эль Глауи. И с этой минуты я получил в свое распоряжение одну из машин, шофера и переводчика.

– Куда ты хочешь поехать? Тебе бы надо съездить в Демнат, это очень живописная деревня.

И я поехал в Демнат вместе с друзьями по дорогам, заросшим кустарником или пролегающим через пустыню.

Когда мы, покрытые пылью и песком, подъезжали к Демнату, нам стало понятно, почему путешественники испытывают такую радость при виде оазиса: первые деревья, которые попались на нашем пути, отбрасывали более густую и прохладную тень, чем все остальные деревья на свете. Это были голубые кедры, показавшиеся нам гигантскими, и столетние оливы. Мы уже начали удивляться их необъяснимому воздействию на нас, когда впереди показалось облако пыли, это правитель Демната выслал нам навстречу всадников. После недолгого обмена приветствиями мы поехали дальше, а они сопровождали нас, гарцуя по обеим сторонам машины и ухитряясь при этом не попадать под колеса. Вскоре мы приблизились к замку, похожему на средневековую крепость, и перед нами опустили подъемный мост.