Одевая эпоху - [45]

Он выполнил все контурные рисунки, украшавшие холл у мадемуазель Спинелли. Безвременная смерть отняла его у друзей и оборвала так блестяще начавшийся творческий путь, но достаточно взглянуть на его картину в Люксембургском дворце, на его гравюры, чтобы понять, какой это был художник. Летом мы с Фоконне отдыхали в Бретани, на острове Люди. Он собирал на пляже крошечные светло-желтые ракушки, а потом целыми днями проделывал в них дырочки и нанизывал их на нитку, так что получались красивые длинные ожерелья, которые он носил сам и раздаривал друзьям. Вместе с нами еще отдыхал Нодэн с женой и ребенком.

Шляпа от Поля Пуаре, 1912

Мы поселились на острове Люди в доме, который я снял в аренду заочно, через переписку. Приехав, я был неприятно поражен скудным внутренним убранством и меблировкой дома, столовая была выбелена известью, словно келья трапписта[218]. Возможно, сейчас бы мне это понравилось, а тогда – категорически нет. Но талант Нодэна вдохнул жизнь в это заброшенное, унылое место: он расписал стены. Под краснобелым полотняным тентом с надписью «Кафе “Коммерсант”» сидели за столиками и пили аперитивы разномастные посетители кафе, от матросов до богатых судовладельцев.

Это была хорошая компания, мы провели немало приятных минут, придумывая всевозможные монологи и диалоги.

Модель Поля Пуаре, 1913

На таком красочном фоне буфет и стулья выглядели убого, мы выкрасили их в зеленый цвет, и все вместе стало бесшабашно веселым. Однако хозяин дома, вернувшийся в день нашего отъезда, нисколько не обрадовался, а, напротив, рассвирепел.

Этот тупой бретонец не понимал своего счастья: столовая, расписанная Нодэном, могла бы принести значительный доход.

Я был вызван к мировому судье, который обязал меня привести комнату в первозданный вид.

Очередная поездка в Лондон, надо внести последние исправления в костюмы для «Афгара». Эту оперетту, роскошно поставленную Чарльзом Кокрейном[219], потом три года подряд давали в театре «Павильон». Какой англичанин не видел «Афгара», не слушал красавицу Делизию, которая под руководством Кокрейна, уже создавшего не одну знаменитость, стала настоящей звездой?

В Париже Алиса Делизия была просто певичкой, а в Лондоне она превратилась в примадонну, все восторгались ею, буквально носили на руках – это был триумф. Однажды она даже приняла у себя маршала Фоша[220], а я, помнится, провел у нее целый день в компании самых ярких звезд британского мюзик-холла того времени – Литтл Тича[221], Джорджа Роби[222] и уморительно смешного Мортона.

Сергей Дягилев, Нью-Йорк, 1916

Я также побывал в Кенсингтонском музее, где собраны сокровища Индии. Там можно было найти бесценные документы, относящиеся к традициям и искусству этой страны. Но больше всего меня поразила коллекция тюрбанов. К ней прилагались подробные объяснения, как наматывать тюрбан и закреплять его на голове. Я увидел маленький, туго затянутый тюрбан сикхов, нижний край которого свободно падает на плечо, и громадный тюрбан раджи – по сути роскошную подставку для эгреток и сказочных драгоценностей. По моей просьбе директор музея разрешил мне поработать с этими великолепными экспонатами. Мне даже позволили доставать их из витрин и держать в руках. Я немедленно телеграфировал в Париж одной из моих закройщиц. Ей передался мой энтузиазм, и она неделю провела в музее, изучая, зарисовывая и копируя выставленные модели. А всего через несколько недель все парижские модницы гонялись за нашими тюрбанами.

В то время у нас начал выступать русский балет Дягилева[223] с целым созвездием талантов, которые на долгие годы озарили своим светом разные области искусства.

Бакст[224], Нижинский[225], Карсавина[226]и другие были тогда в самом расцвете сил. На меня, как на многих французских художников, русский балет произвел неизгладимое впечатление, допускаю, что в какой-то мере я находился под его влиянием. Но не надо забывать, что к тому времени я уже создал себе имя и приобрел известность задолго до появления в Париже месье Бакста. Только иностранные журналисты, не сумев (или не захотев) разобраться, что к чему, могут объявлять меня последователем Бакста. Люди плохо осведомленные или далекие от нашей профессии сплошь и рядом совершают эту ошибку, и мой долг – открыть им глаза. При всем восхищении, которое вызывал у меня Бакст, я неизменно отказывался работать по его эскизам.

Вацлав Нижинский в балете «Синий бог», Париж, 1912

Я слишком хорошо знаю, к чему приводит такое сотрудничество. Если костюм имеет успех, автор эскиза гордо заявляет, что это целиком его заслуга, а если нет – утверждает, будто модельер исказил его замысел. Вот я и решил избежать подобного недоразумения, поскольку оно повредило бы нам обоим. Модель костюма отнюдь не то же самое, что простой акварельный эскиз, на нем можно искажать пропорции фигуры, представлять в неестественной позе, в условном, далеком от реальности ракурсе или, скажем, предлагать неосязаемый костюм Радуги для женщины с вполне земными формами, зачастую совсем непохожей на ту, какой она видит себя в мечтах.

Тамара Карсавина в балете «Жар-птица», Париж, 1910