Одесские катакомбы - [47]

Со стороны владельцев и подрядчиков господствовал полный произвол: рабочих штрафовали за каждый отбитый угол на камне, удерживали 2–3 процента камней «на брак», обсчитывали.

Таков был труд каменолома, изнурительный, опасный, нещадно эксплуатирующийся. В нужде и бедности жили каменоломы, особенно в годы неурожаев и промышленных кризисов, когда спрос на камень резко падал.

Подземная добыча камня-ракушечника продолжается и ныне, но границы ее все дальше уходят от города. Давно прекратилась добыча камня в Куяльнике, Усатово, Кривой Балке, на Ленинском поселке. Только копер одной шахты высится на окраине Нерубайского, напоминая об этом некогда горняцком крае.

Сейчас разработки камня ведутся в районе дальних окраин Одессы: в Булдынке, Ковалевке, Новой Дофиновке, Фоминой Балке.

Труд бывшего каменолома неузнаваемо изменился, исчезли старые профессии, названия и методы добычи. Каменоломов заменили машинисты камнерезных машин, появились машинисты электровозов, кранов, подъемных машин, электрики. Пласты ракушечника ныне разрезают прямые галереи, освещенные электричеством, по рельсовым путям мчатся электровозы с составами, груженными штучным камнем. Исчезли запутанные бессистемные подземные галереи, появились прямолинейные штреки с правильно расположенными целиками. Вместо конных воротов поднялись ввысь над шахтными стволами стальные копры.

Как тяжелый сон вспоминают старые горняки-каменоломы изнурительный, тяжелый труд в каменоломнях, голодное существование и полное бесправие.

Глазами очевидца (П. В-ко)

^* (Печатается с сокращениями по тексту журнала «По морю и суше», № 13, 14, 1895 г. Криптоним не расшифрован.)

По форме выработки и способу добычи строительного камня работы в одесских каменоломнях разделяются на открытые, — когда для эксплуатации известнякового пласта предварительно снимается весь вышележащий слой земли, — и закрытые, — когда они ведутся штольными минами, проложенными в самом пласту и сообщающимися с земной поверхностью посредством «колодцев» — шахт различной глубины.

В черте собственно города, т. е. в местности, ограниченной линией железной дороги, администрация разрешает работы только открытые, а так как известняк здесь, как и повсеместно на юге России, залегает вообще довольно глубоко (до 15 и 20 саженей глубины), представляя естественные обнажения лишь по склонам немногочисленных балок, и так как вследствие этого вскрывание наносной почвы обходится дорого, то большая часть каменоломен расположена вне упомянутой черты, вблизи предместий и разрабатывается с помощью «колодцев».

К одному из таких колодцев в холодный, но яркий солнечный полдень конца 188… года я и подошел, намереваясь осмотреть каменоломню.

На обширной площади промысла, примыкающего к какой-то запущенной даче, не видно было ни души. Внимание путника могли привлечь только правильные клетки свеженарезанного камня, стройными рядами подходившие с одной стороны к шахте, с другой — к приземистому одноэтажному строению, уныло вытянувшемуся за колодцем. Здание это было уже не первой молодости и, как бы в тон окружающему безлюдью, имело совсем не жилой вид…

…Прошел добрый час, пока привели с поля коня и впрягли его в дышло «барабана».

Тем временем я занялся осмотром подъемной машины, о которой я считаю нужным сказать несколько слов.

«Барабан» — это полый деревянный цилиндр, насаженный на верхнюю часть толстого бревна и вращающийся вокруг вертикальной оси. Двумя или тремя оборотами его обнимает толщиной в руку канат, концы которого, перекинутые через блоки, опускаются в шахту. При помощи четырех канатов потоньше к каждому из них подвешивается шайка — небольшая в квадратный аршин доска, окованная железом: у двух соседних углов ее приделаны железные крючки. По желанию шайка может быть установлена в виде чашки весов или снята с крючков и приведена в положение вертикально.

Это обыкновенно и практикуется при спуске и подъеме рабочих, устанавливающихся по двое на узенькое ребро шаечной доски. Не только парашютов на случай падения, даже подъемной бадьи здесь не употребляют. Мало того, как при спуске, так и при подъеме рабочий держится за канат лишь одной рукой, а другой отталкивается от стен, когда небрежно пущенная шайка угрожает ударить. Если рука рабочего чем-нибудь занята, то он отталкивается ногой и в таком случае площадь опоры уменьшается до двух-трех квадратных вершков. Это, так сказать, опасности пути, но они не прекращаются и тогда, когда шайка останавливается, поднявшись на поверхность земли. И такое положение вещей лучше всего характеризует промысел, где человек — рабочая сила, не больше.

Наверху шайка останавливается приблизительно в одном уровне с обочиной сруба, одевающего устья колодца. Кажется, стоило бы только ввести в употребление прочную широкую доску, каждый раз подводя ее под шайку, и безопасность схождения была бы достигнута. Однако и это не практикуется. Рабочий просто-напросто спрыгивает на обочину, зачастую с тяжелым инструментом.

Нетрудно себе вообразить, насколько неудобства увеличиваются в дождь, слякоть и всякую непогоду.

Самый колодец — формы сплющенного цилиндра, около трех саженей в поперечном сечении — был во всю почти длину разделен дощатой перегородкой на две равные части, в которых и ходили в обратных друг другу направлениях обе шайки. Направо и налево от меня шли прорезы — дверные отверстия, пробитые в пласту. Длинные галереи вели из этих прорезов к «припорам», т. е. к месту добычи камня. На дне колодца виднелось цилиндрическое углубление для стока почвенных вод…