Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным - [20]

Я почувствовал, как что-то снова вторгается в мою жизнь, даже сильнее, чем во время той истории с кошками. Они могут залезть даже в мой телефон, думал я. Как далеко могут зайти эти существа, манипулируя вещами вокруг, даже нашими личными вещами? Линия фронта вырисовывалась более четко. Я тоже стал целью для них, по крайней мере попал в их поле зрения. Так как я пытался помочь Джулии, наши демоны-враги теперь решили, что я часть их проблемы. Каких еще сюрпризов от них ждать?

Я всегда считал, что здоровый скептицизм должен задавать тон во всех этих расследованиях, но было трудно и странно сохранять недоверие ввиду таких обескураживающих фактов. После того как я сам видел, что происходило с Джулией в машине, после ее слов о наших кошках, и вот теперь, услышав этот угрожающий голос по телефону, я утратил все оставшиеся сомнения по поводу тяжести ее положения. Происходившее явно находилось за рамками медицины, и теперь это было намного сложнее всего, что я видел в других случаях.

Я не нашел никаких психиатрических или других причин, могущих объяснить эти явления. Чем дольше я наблюдал Джулию, тем труднее было считать ее состояние каким-то психическим расстройством, особенно когда происходило так много непонятных и странных вещей. По опыту работы в психиатрии я помнил много пациентов с так называемым «раздвоением личности», которое сейчас более правильно называют диссоциативным расстройством личности. Но это был не тот случай. Хотя такие пациенты действительно «раздваиваются», но те изменения и другие паранормальные проявления, которые я лично наблюдал у Джулии, убедили меня, что с ней происходит нечто, далеко выходящее за рамки любой психиатрической симптоматики. И снова я спрашивал себя – во что же я впутался?

Перед очередным запланированным для Джулии обрядом экзорцизма у меня случился с ней еще один долгий разговор. Я спросил ее прямо:

– Почему ты сомневаешься, продолжать ли тебе дальше? Ведь ты сама об этом просила.

Она ответила не сразу. Я пытался понять ее эмоциональное состояние. Что в ней? Отрицание и злость? Манипуляции и интриги? Страх? Мне казалось, что все эти варианты вполне реальны.

Наконец, опустив вниз голову, она выдавила из себя:

– Мне страшно. Мне плохо. Я хочу, чтобы все это ушло.

– Хорошо. Расскажи мне больше, – сказал я.

Она вздохнула и начала наконец свою «длинную историю». Жизнь ее не была легкой. Она была крещена в католичестве и даже ходила в католическую школу, но никогда не воспринимала религию всерьез. Ее детство «не было таким уж хорошим» – это было вполне ожидаемо. Однако подробно о своих взаимоотношениях с родителями она говорить не захотела, впрочем, и критики в их адрес тоже не прозвучало.

Когда она была уже подростком, к ней стал проявлять интерес один священник. «Я скоро догадалась, чего он хочет». По словам Джулии, в итоге он ее изнасиловал. Это, как ни странно, не нанесло ей большой травмы, хотя, как она отметила, определенно оттолкнуло ее от церкви. В то время она была совсем неопытной, но очень интересовалась сексом и наслаждалась самим физическим контактом, пока не начала понимать лучше, что такое секс.

Она называла это всего лишь «развлечением», но признала, что сексуальное насилие все же имело больший эффект, чем простое разочарование в церкви. Она считала, что это в итоге способствовало ее знакомству с местной группой сатанистов, о которой рассказал ей знакомый после того, как она пожаловалась на священника.

Я хорошо себе представлял, что чувствуют жертвы такого насилия, особенно когда оно исходит от тех, кому люди естественным образом доверяют. Как мне показалось, Джулия пытается купировать травмы и стрессы своей юности и детства. Я подумал, что, раз она решилась открыть мне больше, чем кому-либо другому, возможно, она готова принять помощь.

Однако я напомнил себе, что я не ее врач и мне не нужно, чтобы она утонула в эмоциональных воспоминаниях. Я видел, как некоторые пациенты буквально рассыпались на части после сеансов, на которых впервые выдавливали из себя подобный травмирующий опыт. Но Джулия говорила о болезненных воспоминаниях ясно и беспристрастно и не выглядела эмоционально подавленной.

Как психиатр я чувствовал, что она опускает многие детали, но не стал заострять на этом внимание, давая ей свободно высказаться. Было довольно трудно уследить за динамикой ее воспоминаний. Мне, например, хотелось бы узнать больше о ее раннем детстве и об обстановке, царившей в секте. Но, как я уже сказал, я не был ее лечащим врачом, поэтому решил просто дать ей говорить о том, о чем она сама хочет и в ее собственном темпе.

В ее истории было много белых пятен, однако в итоге у меня возникло впечатление, что в этом странном культе она пыталась найти замену семье.

– Я была влюблена в лидера секты, одного харизматичного парня по имени Дэниел, – сказала она, подтверждая мои мысли. – Он был первым сильным мужчиной, с которым я встречалась или была в отношениях. Очень красивый, властный и слегка смуглый – в отличие от того бледнокожего священника, который выглядел так, как будто всю жизнь просидел в библиотеке. Дэниел был сама опасность. Я знаю, некоторым женщинам нравятся «плохие парни». Думаю, это про меня.