Очи синие, деньги медные - [40]

А тут явились и вовсе страшные новые женщины, которые матом ругались, но их все так же восторженно обнимал лысый барабанщик.

В ванной текло. В дверь с выломанным не раз замком сквозило.

Постирав свое бельецо, Наташа уходила в отведенную нам малую комнатку и ложилась на диван. Личико у нее становилось обиженным, пухлым, как у ребенка. Наверное, снова вспоминает о райской жизни у Мамина...

Как-то ночью я проснулся - плачет. Шмыгает, трясется... Единственное, чем я могу унять ее слезы, - поцелуями и всем тем, что еще есть у Андрея Сабанова... Юная моя спутница тут же становится другой, расцветают глаза, ей все интересно. А мужик я еще не мертвый, черт побери. Хотя иной раз, отвернувшись к стене, начинаю прикидывать: мне - 36, а ей - 16. Когда ей будет 36 - самый требовательный срок у женщины, мне будет 72... Стану совершенный старик.

Опять скитаться одному во вселенной? Люби меня, красавица. Тело твое - под шелковистой кожей словно ремни натянуты... Не бросай. Я все сделаю для тебя. Прости, что покуда масть не идет, как говорят картежники...

20.

И снова - сон!.. В глуши России, в траве зеленой, при луне лежали женщины нагие... Они мертвы, сказали мне. Я замер в стороне с испугу. И вижу вдруг, что все они похожи на мою подругу! Господь, спаси и сохрани!

Там одинаковые лица... все одинаковы тела... Мне говорят: зачем молиться? Ты воскреси - и все дела.

Которая, скажи - очнется, поднимется - и за тобой... Да как узнать? Наталья, солнце, хоть глаз свой синенький открой.

Но неподвижны в бледном свете... У смерти чтоб свою отнять, тела мне ледяные эти немедля надо все обнять.

Мне помнится у ней наивный духов цветочный аромат... А космы - с золотым отливом... И пальчик на ноге поджат...

Но все доподлинно приметы на них повторены на всех! И даже медные браслеты... Стою и слышу чей-то смех!

Иль это песий лай в дубраве? Зажги сильней свой луч, луна! О, да, свой бал веселый правит, в кустах смеется сатана.

То, что я вижу, это - чёрта меня настигнувшая месть, за то, что улыбался гордо, не отдавал всего, что есть.

За то, что сохранить желаю родных и - хоть какой талант... Но обещал - и пожинаю. Стою среди небесных ламп.

О, где же бабочка из сказки - она кружила бы сейчас над головой моей Наташки, коснулась - мимо унеслась.

Любимая! Ну хоть рукою пошевели... или вздохни... Но белою толпой немою лежат передо мной они.

Я опускаюсь на колени. И слышу страшный, страшный стон... И гаснет лунное свеченье... Но не кончается мой сон...

И я кричу: убейте скрипку... берите музыку мою... Верните лишь ее улыбку... я все навеки отдаю.

Готов стоять в снегу годами, дышать цементом и огнем. Верните с синими глазами любимую - она мой дом,

моя вселенная, забава, загадка света, бытия, и воскрешение, и слава... и если надо - смерть моя.

21. Гляжу на нее, спящую, вспоминаю ее рассказы о больной матери, о жизни в ледяном бараке под облаками цементного завода и думаю: откуда в грязи и бедности такая красота могла засветиться? Наташенька, я что-нибудь придумаю, клянусь. Мы уедем скоро. Я жду счастливого момента. Но что делать, если нет и нет подходящего случая, а жизнь торопит, пугает, томит? Так получилось, Наташа помылась в ванной и забыла на раковине свои золотые украшения. А после нее принимала душ Дина ( опять появилась у нас, жарила принесенную камбалу), так вот она и узрела цепочки, кольца и браслет, вышла, держа их на ладонях: - Какая прелесть!.. Твои?.. - и присмотревшись, вдруг воскликнула. - Так это тебе который Мамин подарил? Не наш ли сибирский разбойник? - А кто это? - быстро спросил я, ненатурально засмеявшись. Я увидел, как испугалась Наташа. - Писатель Мамин-Сибиряк? - Так вы не знаете? - завизжала Дина, впиваясь глазами в витиеватую надпись на золотой пластинке. - "Любимой. Твой Мамин." А есть такой... - И с видимой неохотой отдавая украшения девчонке, буркнула. - Я бы на твоем месте показывала всем, кто пристает... Сразу отвянут. Даже если ты знакома с другим каким-то Маминым. - Это идея, - кивнул я. - Что, страшный человек? - Вор в законе... депутат Госдумы... о нем в "Известиях" писали. - Она пристально посмотрела на меня. - У него жену увел какой-то скрипач. - А, слышал по телевизору. Но ее вроде бы в циганский табор увели? - Я показал указательным пальцем на себя. - А я, кажись, скорее на японца похож, чем на цыгана. - Это верно, - охотно рассмеялась Дина. Опасный разговор иссяк, но я подумал: судьба показывает длинные зубы. Надо и отсюда сматываться. Дина может раззвонить про красивый подарок с гравировкой и про шутливые свои подозрения, и кто знает, не задумается ли кто-нибудь всерьез: не те ли беглецы? Немедленно отправив Наташу с Диной в магазин за шампанским в связи с выдуманным своим днем ангела (Дина с радостью пошла), я остался наедине с Тёпой и сказал ему прямо: - Старик, нам надо с Наташей за границу... помоги. Через твою филармонию можно достать загранпаспорта? Я заплачу, сколько скажешь...

- Хочешь совсем рвануть? - удивился Тёпа. - Ты же не еврей. - Она хочет посмотреть свет. А ей еще всего 16, паспорта не успела получить. Но у нас есть паспорт другой одной нашей подруги... очень похожа. Не спрашивай ни чем, сделай. Я тебе буду век обязан. Уверяю тебя, хорошо отблагодарю. Тёпа смотрел на меня изумленными желтыми глазами. - Да ну!.. прямо как в кино... чем ты можешь отблагодарить? - Он заметно волнуясь, закурил. - Кажется, догадываюсь. Но я тебе так помогу... в память о нашей юности. Да, в ОВИРе надо будет кинуть... Сколько могу обещать? - А какая у них такса? - На кого нарвешься. Я думаю, по триста долларов за паспорт надо. - Сделаем, - сказал я. Но чтобы он не подумал, что у нас с Наташей денег куры не клюют, торопливо добавил. - Продадим эти ее цацки... Сделаем. Тёпа улыбаясь смотрел на меня. Он мог бы спросить: "А на какие шиши вы там будете жить?". Но зачем спрашивать? И так ясно, что дело темное ( его любимое выражение). Он побрился опасной бритвой, надел костюм с галстуком и, сделав плаксивое выражение на лице, стал похож на известного лысого бизнесменапрохиндея, которого мы часто видим на экранах телевизоров. - Я-таки пошел. Вечером под великим секретом в ванной мне было сообщено, что его фирма в лице замдиректора, иудея Ваксмана за двести зеленых поручится за нас, а его знакомый в ОВИРЕ обещает за двести же помочь... но это, конечно, за каждый паспорт. Только надо аккуратно заполнить бланки. И фотокарточки, фотокарточки нужны... по шесть штук с каждого. С утра мы с Наташей сбегали за угол, в фотоателье, и через час нам выдали необходимые снимки. К счастью, в квартире второй день не было Дины. Поэтому мы с Наташей, не таясь, сели за стол и принялись за работу. Тёпа, рассеянно улыбаясь, сидел за своими барабанами и тарелками в углу и тихо пощелкивал палочками, время от времени взглядывая на нас. Я написал, что я, Алексей Иванович Лыков, тридцати семи лет, скрипач, адрес такой-то, но в данное время работаю в Новосибирской филармонии. Елена Михайловна Шагурина написала, что она трудится вместе со мной администратором моих концертов. Когда мы закончили, Тёпа вскочил и, мыча "Чу-чу" из "Серенады Солнечной долины", унес наши ворованные паспорта, бумаги и шестьсот долларов в ОВИР. Теперь надо было ждать. Я обнял Наталью - ее бил страх, так бьет температура. Я шепотом спросил, найдя губами ее губы: - Ты еще любишь меня? - Как можно спрашивать?.. - совсем уже взрослыми словами отвечала моя спутница, глядя в глаза. - Мне назад - смерть. - И от волнения села к зеркалу краситься... Через сутки мы получили из рук Тёпы два красных международных паспорта серии 41. - Они действительные? - спросил я у Тёпы. - С ними можно куда угодно ехать? - Хоть в Штаты!.. - барабанщик подмигнул. - А теперь своди меня с Динкой в хороший кабак... и больше ничего! Я же понимаю, тебе там башли будут нужны... - А где Дина? - Я сказал ей, что она мешается... Мы ей позвоним. - Она знает про паспорта? - Конечно, нет! - Тёпа надменно крутнул лысой башкой ( он эти дни был неузнаваем - тщательно побритый, при галстуке, в ботинках, начищенных черной варежкой ), постучал ладонями по животу и по коленкам. - Чем меньше женщине мы шепчем, тем легче бросить нам ее. Пушкин. Мы просидели вчетвером в новом крохотном ресторанчике "Vector" едва ли не утра. На столе горели разноцветные свечи. Под "сладкие звуки Моцарта" ( из "Фигаро") мы танцевали. Тёпа был потрясен: быстро меняются наши "едальни". Появились хорошие вина, грибы, форель... А мебель теперь какая! Довольна была и Наташа - ей нравилось вежливое обслуживание мальчиковофициантов в черном. Только одно тревожило - Дина вдруг стала загадочно молчалива. Пила, тускло глядя перед собой. Завидовала нам? Или уже точно догадалась ли и не продала нас кому надо? Вот вернемся в квартиру Богомолова, а там ждут "менты" или даже в штатской одежде широкоплечие парни. Но нет, дома нас никто не ждал. И можно было спокойно выспаться под свист метели за окном. И все же, уйдя в свою комнатку, мы с Наташей спать не легли. Подождав с полчаса, убедившись, что Дина уснула, собрали свои вещи уже в который раз. Привычно и быстро. - Степан!.. - я шепотом разбудил коллегу и молчаливыми широкими жестами, как дирижер, поднял. И он вместе с нами поехал в аэропорт. В такси ему было сказано, что мы с Наташей летим в Москву ( а на деле мы решили выбираться в Питер). А из Москвы, якобы, купив в первом попавшемся турбюро путевки, покатим в Анталию. Я попросил Тёпу проводить нас именно для того, чтобы он поверил, запомнил: первым же рейсом - это через час - мы летим в Москву... Если его заставит рассказать об всем Дина ( или другие какие люди), они нас будут искать в Москве. Угостив Тёпу убийственной дозой виски в баре аэропорта, я заплатил таксисту и отправил моего коллегу домой, в койку, где его наверняка, проснувшись, ожидала рыжая женщина со стоячими грудями. Рейс на Санкт-Петербург ожидался через четыре часа. Билеты мы купили. Невыносимо хотелось после ночной попойки спать, но все кресла были заняты, да и не отпускал страх... Нельзя спать, нельзя. - Ой, - сказала растерянно Наташа, роясь в своей сумочке. - А где мой перстень с камнем? Перстня с камнем не было. - Ты не оставила его опять в ванной?