Очерки жизни и быта нижегородцев в начале XX века. 1900-1916 - [20]

6. Если муж не получит вдруг увечья или травмы на заводе.

7. Если жена не свалится с ног от домашней работы.

8. Если цена на съестные припасы не будет расти кверху.

9. Если муж не начнет „зашибаться хмельным“.

10. Если жена не сбежит от „счастливой жизни“ куда глаза глядят».

Эти десять условий в сормовском быту никогда или почти никогда не соединялись вместе, а отсутствие хотя бы одного делало жизнь рабочего хоть и не «счастливой», но «сносной». Если одновременно два или три из перечисленных условий не выполнялись, то жизнь заводского труженика-семьянина становилась «едва переносимой». При соединении же двух тягчайших зол — безработицы и алкоголизма, — семьи сормовских рабочих влачили жалкое существование.

Вопросы воспитания юного поколения рабочих завода «Сормово» также бывали предметом обсуждения в нижегородских газетах. Сообщения, помещаемые в рубрике «Сормовская хроника» «Нижегородского листка», отчасти освещали жизнь сормовских детей, мало известную губернской публике.

Предоставленные сами себе, сормовские ребятишки дошкольного возраста, играли на широких пыльных, пустынных по будням улицам в козны, свайку, чушки (городки), а если имелся мячик, то и в лапту. Шум, гам, ссоры, плач и совсем не детские словечки были непременной принадлежностью этих игр.

Дети постарше, уже знакомые со значением и ролью денег в быту, старались, поощряемые родителями, добыть их, как умели. Для этой цели одни, например, отправлялись на вокзал «сормовского вагончика» и, дождавшись отхода поезда, услаждали слух пассажиров пискляво или визгливо исполняемыми песнями: «Я на горку шла…» — это девочки, и «Последний нонешний денечек…» — мальчики. Копейки и семишники — двухкопеечные монеты сыпались в шапки или передники малолетних певцов и певиц.

Другие дети, запасшись дома полуразбитой чашкой или стаканом, часами дежурили около дверей «монополек», то есть винных лавок, карауля выходящих покупателей. Иные из покупателей, не имея силы воли донести покупку до дому, желали выпить водку тут же, на улице, в 25 шагах от казенной лавки — ближе не разрешалось полицией. Такого уличного питуха окружала стайка детей, наперебой предлагавших «посуду». Тот, кому повезло, торопливо — чтобы не отняли — уходил, сжимая в ручонке копейку-другую.

Был и еще один способ детского заработка, очень распространенный в Сормове. На призаводских улицах, обычно под вечер, появлялись тележки «грушников», так называли мелких торговцев пареной грушей. Но продажа популярного народного лакомства была лишь ширмой, скрывавшей тайную скупку заводского железного лома.

А главными поставщиками этого «товара» были ребятишки. Имея свободный доступ к отцам на завод, пацаны приучались наполнять карманы гвоздями, гайками, шурупами, а при случае и мелкими деталями станков. Добытый металл сбывался скупщикам-«грушникам». Имена таких «грушников», развращавших неустойчивых юнцов, были известны наперечет, но подкупленная полиция смотрела на подозрительную торговлю пареной грушей сквозь пальцы. Неудивительно, что после громкого судебного процесса «короля» сормовских «грушников», местного домовладельца Степана Захарова, в Игумновскую колонию малолетних преступников попали и несколько юных клиентов этого скупщика.

История «зеленого змия» в Нижнем Новгороде началась с учреждения в 1900 году государственной винной монополии, то есть с продажей водки исключительно из государственных или «казенных» винных лавок.

До того в нашей стране торговали спиртными напитками в разлив питейные дома, называвшиеся по старинке кабаками. Правительство, приступая к «винной реформе», имело целью дать потребителю спиртного доброкачественную водку и обязательно в запечатанной посуде, чтобы ее не могли разбавить в казенных лавках водою. Все же «доброкачественное» казенное вино стало продаваться двух сортов: тщательно ректифицированное — в посуде с белой сургучной печатью, и дешевое, народное — в бутылках с красной печатью. Основной мерой емкости для казенного вина было ведро. В продаже были: 1/4 ведра (на обывательском жаргоне «четверть»); 1/20 ведра — бутылка; 1/40 ведра («сороковка»); 1/50 ведра (в просторечии «косушка»); 1/100 — сотка (у питухов — «шкалик»); 1/200 ведра («полусотка» или «мерзавчик»).

Сеть казенных винных лавок раскинулась по всей стране. В городах такие лавки-«монопольки» можно было найти на многих улицах, в селах же «монополька» обычно украшала главную улицу. На фасаде каждой казенной винной лавки красовалась большая зеленая вывеска. В русском быту тогда же появилась частушка:

Монополька средь села

Стоит больно весела.

Вывеска зеленая,

Водочка хваленая.

Зеленой вывеской «монополек» и объясняется то, что русский народ прозвал своего закадычного сорокаградусного врага «зеленым змием». Враг этот был слишком силен, и потребление водки в Нижнем Новгороде катастрофически росло не только год от году, но и из месяца в месяц. Нижегородское общество спохватилось — главным образом, интеллигенция. Сначала основной мерой против пьянства были уговоры. Близ винных лавок повесили афишки с изображением стаканчика и текстом, напечатанным крупным шрифтом. Подходя к дверям лавки, «питухи» читали: «Один — должно, два — можно, три — осторожно, а далее — безбожно!»