Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма - [29]
Мы порядком застыли и были голодны: с утра, ведь, кроме ягод, ничего во рту не было. Заботливая хозяйка уже давно ждала нас, подогревала самовар. Из печи появилась уха из моксуна, пирог с осетриной, вкусная жирная варка — местное блюдо: истолчённый в порошок сушеный осётр в масле.
Пир окончился морошкой и чаем. Мы ожили и решили ехать ночевать на пароход.
Хозяин замахал на нас руками.
— Что вы, что вы! С лёгкой силой ли против эдакого ветра? Тут мотор, вообще напежить, и тот не выстоит. Три дня теперь на берегу жить будете, три дня будет север дуть.
— Почему же три? — улыбнулся я.
— Север, он, вообще напежить, как примется, так три дня подряд дует, а то шесть. На шестой день к вечеру если не уляжется — ещё три дня прибавь. А летошний год было — двенадцать суток дул.
— Значит, нам во что бы то ни стало необходимо сейчас на пароход.
— Едешь, Якимыч? — спросил Валентин.
— Попытаем, если хотите.
Огромная пустота гудела. В полутьме бурлила, грохотала вода, шипели на песке волны. Пароход, казалось, вдвое дальше от берега, чем был.
Но он стоял на старом месте: так прибыла вода.
Мы надели ружья на спину, наметили лодку поближе, пошли к ней по воде.
Пологие волны упруго толкали, сбивали с ног, обдавали брызгами.
Всё-таки нам удалось дойти и вскочить в лодку.
Мы насадили вёсла на тычки. Вёсла тут длинные, скорей морского, чем речного типа, но с нелепой лопатой на конце. Уключина тычком торчит из борта, на весле — железный ободок для неё.
Якимыч сел на рулевое.
Пока Валентин тащил якорь, мы нагребались изо всех сил, но нас легко отшвырнуло к берегу.
Валентин бросился к своему веслу, и лодка — хоть медленно — пошла вперёд.
Главное было: когда подкатывал под нас вал, поднимал, — не дать ему увлечь лодку с собой, вырваться, перекатиться через него.
Мы вырывались и летели вниз. И сейчас же снова нас подхватывал упругий вал, поднимал вверх.
Было такое ощущение, будто передвигаемся по спинам каких-то горбатых чудовищ, стадом бегущих к берегу. Со спины на спину, со спины на спину, — и каждая новая спина всё выше и выше.
Вздынутая на хребет лодка почти вылезала из воды и сильно парусила. Север как руками упирался нам в спины.
Якимыч что-то подбодряющее кричал с кормы.
Так одолели мы половину расстояния до парохода.
Вдруг треск. Валентин с размаху полетел на дно лодки ногами вверх.
Прежде чем мы успели сообразить, что случилось, лодку подхватило, повернуло, нас обдало водой раз и два — и вышвырнуло вместе с лодкой на берег.
Оказалось, Валентин сломал весло и часть борта с ним. К счастью, он не сломал себе шеи при падении.
— Довольно? — спросил Якимыч.
— К чертям лешачим! — злился Валентин. — Мы доехали бы, если б не эта гнилая деревяшка. Лодку надо взять побольше, тяжёлую, чтобы не швыряло, как спичку.
Мы взяли одну из лодок, лежащих на берегу, скатили её в воду. Вода долго не хотела принимать её, как капризный больной лекарство, — выплёвывала назад.
Наконец поехали.
Ветер усиливался с каждой минутой. Он стал твёрдым. Мы точно сквозь тяжёлый резиновый занавес старались пробиться.
Лодка была тяжелей прежней, вёсла рвали руки в кровь.
Якимыч орал что-то с кормы, клочки слов чуть долетали до меня.
— …ще! Нава… лись!.. Ддай!.. Ддай!
Якимыч то взлетал куда-то в высоту, то проваливался ниже моих ног.
Чудовища под нами росли и росли, бежали к берегу.
Я уже почти не мог двигать руками, работал одним телом — легко вперёд и с мукой, со стоном — назад. Кругом ревели чудовища.
— Наддай!.. Ддай! Близко! — орал Якимыч.
Я повернул голову, скосил глаза.
Тёмная железная корма парохода была в каких-нибудь тридцати метрах от нас, встала высоко над головой, ушла куда-то книзу.
В припадке яростной надежды я с новой силой налег на весло.
— …ддай!.. Ддай!
Прошло время — не знаю сколько: мне казалось, очень долго.
Я опять скосил глаза.
Железная корма парохода была на том же месте.
Ещё прошло время. Я уж не грёб, не слышал рук, вёсла в них. Спина страшно ныла, тело не сгибалось.
«Как он может один?» подумал я про Валентина.
Он сидел у меня за спиной, на носу. Видеть его я не мог.
Теперь я слышал только грохот железа, смотрел только на краешек парохода.
Он медленно-медленно отдалялся.
— Сил…… рёт! — донеслось у меня из-за спины.
— А? — выдавил я у себя из горла.
— Сила не…
— …ддай… ддай! — неслось с кормы.
— Идиотство! — прогремел вдруг у меня над самым ухом голос Валентина. — Говорю же: сила не берёт!
И сейчас же меня сшибло с места, кинуло на дно, больно столкнуло с Валентином. В лицо ударило водой.
Я ухватился за ружьё: не потерять, сейчас выбросит из лодки!
Но в воду нас не выбросило.
Лодка вылетела на песок и повалилась на борт. Нас выбросило на песок.
На следующий день север ещё усилился.
Наверно, чтобы отвлечь нас от мысли опять попытаться попасть на пароход, Якимыч повёл нас показывать священное дерево самоедов.
Он долго крутил нас по оврагам, остановился наконец, сказал:
— Вот это место.
Но посреди кустов мы нашли только толстый пень.
— Наши спилили, — решил Якимыч, и повёл нас дальше. — Подальше тут ещё было. Вот на этой лиственнице было…
Было! Мало ли что было. Теперь ничего нет на этой лиственнице. Напуганные слишком ретивыми антирелигиозными пропагандистами, самоеды только на словах отрекаются от своих древних богов и поклоняются им тайно.
