Очерки прошедших лет - [40]

Попыталась я нарисовать вид с Двины на наш монастырь. Его изображения, очень красивые, были на продававшихся на рынке серебряных браслетах. Мне очень хотелось иметь такой, но попросить я не смела, да и вряд ли В. И. купила бы.

Прекрасно было купаться в Двине. В воду ныряли с плота, от этого захватывало дух, меня предупреждали, что под плот может затянуть. Купаться с папой было весело. Я висела на нем, хохотала, плавала, ныряла. Папа тоже нырял и наслаждался отдыхом и веселым купанием со мной. В. И. не купалась, а сидела, нахохлившись, на берегу. Накупавшись, я подбежала к ней. Зубы у меня клацали, я дрожала. Она, помогая мне вытереться, обернула меня полотенцем, сняла трусики, в которых я купалась. «Знаешь, Флора, ты уже большая девочка. Смотри, у тебя уже появилась грудь, а ты купаешься без купальника и пристаешь к взрослым». Я была ошарашена и смущена. Так называемую грудь я еще не успела заметить. Это были малюсенькие твердые пуговки. Отношения наши с В. И. стали еще более прохладными. Настало время собираться в Москву. Сломанный чемоданчик В. И. выбросила. Он и правда не годился для пути обратно. В. И. купила мне лубяной сундучок, который мне очень нравился и долго служил мне верой и правдой.

Папа в Москве

Через год папа переехал в Москву. Они жили в доме Внешторга, в одной комнате. Вторую комнату в квартире занимала семья немецкого инженера. Отношения не складывались. Немец был, по-видимому, антисемит и, вероятно, нацист. Папа, знавший немецкий, говорил, что по ночам немец слушает «их» радио. Вскоре соседи вернулись в Германию.

В Москве и я, и Зина стали встречаться с папой регулярно. Папа интересовался моим чтением, покупал мне книги, слушал мои стихи и пьесу. Папа был добрым, но легкомысленным человеком, он плохо понимал реальность, когда не только с продуктами, но и с одеждой и обувью стало очень трудно. Все продавалось по карточкам и ордерам. Правда, существовали всякие распределители, где можно было купить так называемые промтовары. Всем этим, естественно, занималась Вера Ивановна. Моя мама, зная папин характер, часто хитрила, чтобы принудить папу купить нам нужные вещи. Помню, как один раз, отправляя меня к папе в гости, мама заставила меня надеть рваные сандалии, в то время как у меня были туфли, в которых я ходила. Я чувствовала себя неловко. А мама в сердцах бросила: «Пусть папа тебе новые купит». И действительно, папа, увидав, во что я обута, повел меня в распределитель (он находился в Доме на набережной) и купил мне красивые сандалии и платье. Я все эти хитрости понимала, и были они мне не по нутру. Не говоря о кислой реакции Веры Ивановны.

Нас с Зиной очень огорчило, когда папа в приливе щедрости подарил приехавшему старому другу патефон с пластинками. В то время о патефоне можно было только мечтать, и человек с патефоном был желанным в любой компании. Именно тогда появились и советские пластинки Утесова, записи других популярных мелодий и песен. Под них танцевали на вечеринках.

Теперь я должна рассказать о том, что папа любил меня целовать и хотел, чтобы и я его целовала. Однако все эти целования никогда не происходили при В. И. Вообще я стала замечать, что их семейные отношения охладились, и она часто уезжала к сестре. Иногда я оставалась у них ночевать. Один раз осталась, когда В. И. не было дома. Папа в пижаме сел на диванчик, где я спала. Я была в рубашечке. Он ее с меня снял и начал целовать. Целовал и маленькие грудки, и тело, но не касался нижней половины. Я была ужасно смущена, пыталась уклоняться, но он мне говорил: «Ну что ты боишься папы!» Он перенес меня на свою постель, но я заплакала от страха, волнения и смущения, и он отнес меня обратно. Этот эпизод меня очень смутил. Я никому не могла рассказать о нем, но чувствовала, что это нехорошо, и стала избегать поездок к папе. Возможно, и он почувствовал опасность и рискованность своего поступка. В это время я уже ходила в театральную студию Дома пионеров к Серпинскому, начиналась любовь с Яшей, и мои отношения с папой стали менее нужными и доверительными.

Надо сказать, что поначалу папа к нам не заходил, затаил старую обиду на то, что мама добивалась алиментов через суд, но как-то раз зашел за Зиной перед театром и с того времени появлялся у нас. Позднее он, поехав на юг отдыхать, взял с собой не только Зину, но и маму. Но это было уже в последние годы его жизни. В 1936 году он тяжело заболел. В течение двух лет его переводили из больницы в больницу. Он страдал от страшных болей. Оказалась, что в спинном мозгу была опухоль. Тогда их еще не оперировали, и летом 1937 года отец умер.

Пятый класс. Татьяна Григорьевна

В пятом классе казалось, что кончилось все хорошее, — ушли любимые учителя, прекратились клубные дни, театр. В школе поселились серость и скука.

Единственное, что произошло хорошего в пятом классе, — к нам пришла Татьяна Григорьевна, новая учительница русского и литературы. И она стала нашим классным руководителем. Это была красивая молодая девушка, только что окончившая филологический факультет. Светлые пышные волосы, красивые серые глаза делали ее привлекательной, но что-то в ее облике и поведении предсказывало судьбу старой девы. Мы были первыми ее учениками и всю свою долгую жизнь она любила наш класс, дружила с нами, а после окончания школы собирала нас у себя в свой день рождения.