Очерки на разных высотах - [34]

Но не все в руководстве экспедицией разделяли этот подход, далеко не все! Для начальника экспедиции всегда был надежной опорой Анатолий Георгиевич Овчинников, и в этот раз он полностью разделял позицию Е. И. Но оставался еще один член Тренерского совета, председатель Федерации альпинизма, Борис Тимофеевич Романов, который в течение всей экспедиции прилагал максимум усилий, чтобы ни во что не вмешиваться, и старался оставаться при своем мнении во всех тех случаях, что были сомнительны с его точки зрения. Узнав об «опасном решении» Тамма, Б.Т. решил, что настал его час отметиться, и попросил срочно собрать партийную группу.

Здесь я должен сделать небольшое отступление для тех, кто не жил при советской власти. Полагаю, что им трудно представить себе реальность этой абсурдной ситуации — за тысячи верст от Москвы, у подножья Эвереста, должна собраться партгруппа с тем, чтобы решить, прав или неправ был Е. И. Тамм, который вопреки прямым запретам из Центра, разрешил группе Хомутова (которая уже находилась на высоте 8300 метров!) продолжить восхождение. Вот как излагал Романов свою точку зрения: «Мы, члены партии, понимаем, что Центр — это ЦК КПСС — и не можем не исполнять указание». Как бы в дополнение к абсурдности самого факта созыва подобного собрания, на него были приглашены не только участники экспедиции, но и оказавшиеся в базовом лагере гости, вроде телевизионщика Ю. Сенкевича и других, представлявших печать, радио и телевидение и не имевших никакого отношения к альпинизму. Какой-то балаган, да и только!

На собрании даже не обсуждались такие вопросы, как состояние группы Хомутова, каков прогноз погоды и насколько рискованно продолжение восхождения. Обсуждалось только одно — вот запрет ЦК и мы должны его исполнять. И никому в голову не пришло задаться вопросом: А собственно говоря, почему? Только от того, что «Жираф большой, ему видней!»?

Стоит еще добавить к этому, что Е.И. поставил в известность почтенное собрание, что группу с маршрута он не вернул, и сейчас она уже на подходе к штурмовому лагерю. Было очевидно, что какое бы решение не приняло Собрание, оно никак не могло повлиять на решение начальника (он ведь беспартийный!) или на решимость хомутовцев взойти на Эверест. Все, что могли сделать собравшиеся — это зафиксировать свое особое мнение об ошибочности решения Тамма, пренебрегшего указаниями из Москвы.

Голосование показало, что большинство (восемь против четырех) поддержало «линию партии», что и было зафиксировано в протоколе собрания. Реально это могло означать только одно: случись что-либо (не приведи, господи!) с группой Хомутова, вина за это легла бы исключительно на Е.И. и его сторонников, а все, поддержавшие позицию Романова, оказались бы в «белых одеждах»: «А ведь мы предупреждали, а нас не послушали!» Мало симпатичная позиция, но зато очень комфортная — ведь они «проявили принципиальность» в исполнении решения ЦК партии!

Позднее, когда Женя рассказал нам об этой истории во время нашего байдарочного похода летом 82-го года, мы были просто сражены. Еще и потому, что многие из нас знали Б. Романова, как очень неплохого мужика и сильного альпиниста, неоднократно встречались с ним в горах, и мы не могли даже предположить, что он способен на подобный подловатый поступок. И уж совсем неожиданным было узнать, что в числе поддержавших резолюцию «не пущать» оказался и Эдик Мысловский, тот самый, что по возвращении в базовый лагерь обратился к Тамму со словами признательности: «Спасибо тебе, Женя, за Эверест!» Интересно, каково ему было на следующий день услышать от Тамма: «Эх, Эдя, Эдя…». А что касается реакции А. Г. Овчинникова, тренера и старшего друга Мысловского, тот ему ни слова не сказал, а просто, как пишет Тамм, «почернел от огорчения».

Надо сказать, что, рассказывая нам об этих прискорбных эпизодах, Женя, скорее сожалел о поступке Мысловского, чем осуждал его. Как сказано в его воспоминаниях: «Ну, как можно тебе Эдя, отдавшему так много Эвересту, не понимать ребят, не стремиться к полному успеху. Испугаться!». Но понятно, что дело было не в трусости, точнее — не в «биологическом» страхе. Все проще: вспомним, что конформизм был одним из условий более-менее благополучного выживания в советском обществе, и ему были подвержены даже люди, с мужеством прошедшие через сильнейшие испытания жизни.

Ну, а на Эвересте все происходило так, как и полагалось, вне всякой зависимости от абсурдных постановлений коммунистической ячейки в базовом лагере. В 17.00 вся тройка хомутовцев собралась в лагере 4. В 20.00, когда Е.И. довел до их сведения решение собрания и свое особое мнение, они не стали терять время даром и немедленно вышли к лагерю V, где и оказались к 22.00. Ранним утром 9-го мая они вышли с рассветом и уже в 11.30 смогли рапортовать Тамму, что достигли вершины.

Все в базовом лагере ликовали, услышав эти известия. Как говорится у классиков: «Гром победы раздавайся! Веселися, храбрый Росс!». Насколько я знаю, ни в тот момент, ни позднее никто из тех, кто голосовал за то, чтобы остановить группу Хомутова, даже не вспомнил, что эта победа была достигнута вопреки указаниям «высших инстанций» и решению местной парторганизации. Хорошо еще, что потом в Москве беспрецедентное упорство Тамма в отстаивании своего решения не подверглось публичному осуждению!