Очерки истории цивилизации - [362]

«Глядя на Хаксли с оскорбительной усмешкой, он попросил его объяснить, кто же, по его мнению, произошел от обезьяны — его дед или бабка? Хаксли повернулся к своему соседу и сказал: «Я принял его в свои руки от Господа». Затем он обратился к нам и произнес следующие ужасные слова: «Я не стыжусь, что моим предком была обезьяна, но мне стыдно быть сородичем человека, который использует свои таланты для сокрытия правды». (Другая версия гласит: «Я со всей определенностью заявляю, что человеку нет оснований стыдиться того, что его предком была обезьяна. Если бы у меня и был предок, которого мне следовало бы стыдиться, то это скорее был бы человек беспокойного и разностороннего ума, берущийся за научные вопросы, о которых он имеет смутное представление, с той лишь целью, чтобы затушевать их с помощью бессмысленной риторики и отвлечь внимание аудитории от подлинной обсуждаемой проблемы посредством красноречивых отступлений от темы и умелой апелляции к предрассудкам».)

Это была, несомненно, страстная речь, вызвавшая чрезвычайное возбуждение среди присутствовавших. Одна дама даже упала в обморок, пишет Хэккет… Таков был накал полемики.

Дарвиновское движение застало христианство врасплох, оно было для него совершенной неожиданностью. Формальное христианство столкнулось с очевидно доказанной ошибкой в своих теологических построениях. Священники и епископы с яростью набросились на Дарвина; делались глупые попытки запретить публикацию дарвиновских трудов, пропагандисты новых взглядов подвергались нападкам и дискредитации. Было много разговоров на повышенных тонах об «антагонизме» религии и науки.

Конечно, во все века в христианском мире были скептики. Император Фридрих II был, несомненно, скептиком, в XVIII в. Гиббон и Вольтер открыто выступали против христианства, а их сочинения оказали влияние на некоторых немногочисленных читателей. Но то были люди единственные в своем роде… Теперь же в христианском мире почти все стали скептиками. Это новое противоречие затронуло каждого, кто прочитал хотя бы одну книгу или услышал умный разговор. Выросло новое поколение молодых людей, столкнувшихся с крайней озлобленностью защитников христианства, которые боролись за свое дело, забыв о чести и справедливости. Новые научные достижения опровергали ортодоксальную теологию, но возмущенные теологи твердили, что удар был нанесен по самой религии.

Непосредственные результаты воздействия этого великого спора на воззрения и образ жизни людей из богатых и влиятельных классов были воистину пагубными. Новая биологическая наука так и не предложила ничего конструктивного взамен прежних моральных устоев. Началось настоящее разрушение морали.

Общий уровень общественной жизни в пределах этих классов в начале XX в. был намного выше, чем в начале XVII, однако в одном отношении — в отношении бескорыстия и совестливости этих классов — более поздняя эпоха явно уступала более ранней. В XVII в. в среде деятельных и владевших собственностью классов процент людей, которые искренне молились, которые, сотворив зло, вновь старались обрести душу, людей, готовых страдать и жертвовать во имя того, что казалось им правильным, был гораздо выше, чем в первые годы XX в.

После 1859 г. произошла настоящая утрата веры. Подлинное золото религии во многих случаях было выброшено вместе со столь долго хранившим его изношенным кошельком и утрачено навсегда. Ближе к концу XIX в. грубая и искаженная версия дарвинизма везде стала основой мировоззрения великого множества «образованных» людей. Короли, собственники, правители и вожди XVII в. действительно считали в глубине души, что они господствуют по воле Бога; они действительно боялись его, они привлекали священников, чтобы те решали их проблемы в отношениях с Богом; когда они вели себя неподобающим образом, они старались о нем не думать. Но к началу XX в. старая вера королей, собственников и правителей уже поблекла в разъедающих лучах научной критики.

В конце XIX в. богатые и влиятельные люди считали, что они господствуют благодаря Борьбе за существование, в которой сильные и хитрые берут верх над слабыми и доверчивыми. А еще они верили, что должны быть сильными, энергичными, безжалостными, «практичными» и эгоистичными, потому что Бог был мертв. Им казалось, что он всегда был мертв. Подобные воззрения не имели ничего общего с новыми научными данными.

Вскоре эти люди вышли за рамки первых грубых и упрощенных интерпретаций дарвинизма, гласивших, что каждый человек — сам за себя. Они решили, что человек — это такое же социальное животное, как и индийская охотничья собака. То, что человек есть нечто гораздо большее, чем собака, они не замечали. По аналогии с собачьей стаей, где для общего блага необходимо запугивать и подчинять молодых и слабых, они считали, что и в человеческой стае крупные собаки должны запугивать и подчинять. Подобные воззрения породили пренебрежение к идеям демократии, преобладавшим в первой половине XIX в., и вызвали восхищение людьми властными и жестокими.

Весьма характерным для тех времен было то, что мистер Киплинг увел детей средних и высших классов британского общества назад в джунгли изучать «закон», а в своей книге «Стоки и компания» с явным удовольствием описал, как трое мальчиков подвергли пыткам двух других, обманув и связав своих беспомощных жертв, чтобы выведать их недобрые намерения.