Обжигающая грань - [50]
Когда Венера игриво шепчет мне в губы: «Долой штаны!», по-идиотски улыбаюсь и, оторвавшись от неё, суетливо пытаюсь сбросить ненужную деталь одежды, оставшись в боксерах. Теперь уже настойчиво целую девчонку в шею, постепенно опускаясь ниже. Она издаёт приглушённый выдох-стон, и я начинаю терять те мизерные остатки контроля, которые из последних сил сдерживали меня от форсирования событий.
Звонок офисного телефона, мерзким монотонным звуком пробежавшийся по всем аппаратам в помещениях, почти сразу охлаждает пыл и напоминает о том, что мы потеряли счёт времени и связь с реальностью. Красноречиво кивнув друг другу, начинаем бойко подбирать и натягивать свои вещи обратно.
Наспех закрываем офис и несёмся к лифту, точно два нашкодивших школьника. Повезло. Охранник куда-то отлучился, и мы, победно переглянувшись, выдохнули и тотчас вылетели из здания.
В машине, не раздумывая, решили ехать ко мне. Правда, взглянув на часы, я вспомнил про своё сверхсрочное домашнее задание и напомнил о нём Венере. Девчонка обещала заняться ужином и не отвлекать. Только мысли всё равно были сосредоточены совсем далеко от работы, и я долго не мог сконцентрироваться на бумагах. Отведав дюжину вкуснейших блинчиков с несколькими видами начинок, был вынужден снова сесть за документы.
Венера мирно смотрела телевизор, а потом внезапно подскочила, беспокойно забегала по комнате и сообщила, что Лиля прислала смску с какой-то мегаважной, но конфидециальной просьбой, и ей нужно как можно быстрее попасть в общагу. Я, конечно, огорчился, но, проанализировав, понял, что сегодня всё равно навряд ли уже успею полноценно пообщаться с девчонкой. Чёртов Палыч со своими заданиями!
По дороге в общежитие Венера упрямо пыталась кому-то дозвониться, выглядела озабочено дёрганной, но просила не обращать внимание, ссылаясь на вечные проблемы подруги. Она даже попрощалась со мной скомкано, наспех поцеловав в щеку. Что там за форс-мажор у Лили? Судя по тому, как всполошилась Венера, что-то действительно неотложное.
Вернувшись домой, я ещё часа два разбирался с косячной документацией подрядчика, пугал Азика нецензурной бранью в адрес своего начальства, а после – прыгнул в кровать и, с улыбкой на лице, вспоминая шалость сегодняшнего дня, загорелся идеей сюрприза для Венеры.
Точно! Завтра же всё и устрою. И как раз открыто признаюсь ей в своих чувствах. Она, несомненно, именно та девушка, которая мне нужна. Только с ней я чувствую, что живу по-настоящему, не вспоминая о прошлом.
Уточнив у Венеры в смске состояние Лили, убедился, что всё в порядке. Целомудренно пожелал девчонке спокойной ночи и, мысленно окрестив себя счастливчиком, погрузился в невероятно позитивный сон.
Глава 16
Неспешные волнующие размышления о реакции девчонки на готовящийся сюрприз сделали меня непозволительно рассеянным: мечтательно засиделся в машине и чуть было не забыл злосчастную папку с документами подрядчика в салоне. Настрой сегодня совсем не рабочий, поэтому приходится подбадривать себя тем, что восемь часов на фоне всех запланированных совещаний и переговоров пролетят незаметно.
Первое, что насторожило, когда я переступил порог офиса – это резко стихнувшие разговоры, хотя за дверью были отчётливо слышны громкие голоса, доносящееся изнутри. Присутствующие сотрудники картинно заелозили, подозрительно косясь в мою сторону. Может, я на радостях рубашку не ту надел, криво побрился или же грязное пятно где-то не заметил?
В привычно невозмутимой манере произношу общее приветствие и, игнорируя неослабевающее немое внимание к своей персоне, уверенно двигаюсь в сторону кабинета.
Пока топчусь по пустому коридору, осматриваю одежду, кейс, трогаю лицо. Вроде бы всё в порядке. Решаю забежать в свой отдел, но в конце пути неожиданно налетаю на Анну, которая от неизбежного столкновения, роняет бумаги на пол. Извиняюсь и пытаюсь помочь секретарше подобрать листы, на что слышу невнятное изречение, крайне созвучное с: «Вот идиот!»
– Вас срочно к себе Андрей Павлович вызывает, – как робот, отчеканивает девушка, сортируя в стопку собранные документы. – Настоятельно советую поторопиться, потому что он явно не в духе сегодня.
– Что-то произошло? – произношу внешне незаинтересованно, но внутри тотчас зарождается неприятное предчувствие.
– Понятия не имею! – врёт, нагло глядя в глаза, высокомерно задрав подбородок. – Может, в следующий раз будете внимательнее…
Вдруг Анна обрывает своё странное напутствие на полуслове и, коварно усмехнувшись, быстрым шагом ретируется в противоположном направлении. Не нравится мне всё это.
Заставляя себя не мандражировать раньше времени, дохожу до кабинета генерального, но у приоткрытой двери, как по щелчку, теряю напускную решительность и, в буквальном смысле, ощущаю подкатившую к горлу тревогу.
– Доброе утро, Андрей Павлович! – постучавшись, заглядываю в помещение, стараясь скрыть волнение в голосе, но по раздраженному кивку на стул и убийственно холодному взгляду, понимаю, что дела мои совсем плохи. Вопрос теперь только в причине.
Скромно кладу папку с документами на стол и устраиваюсь напротив директора. Наэлектризованная недосказанностью тишина откровенно нервирует.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.