Обжигающая грань - [52]

Шрифт
Интервал

– Да, это она.

– Как так-то?! Не могу поверить, что ты нарушил свои многолетние принципы ради неё? Чем ты думал, Илья?!

– Догадайся чем! – незаслуженно срываю злость на друге. – Какой смысл это сейчас перетерать?! Кто-то из конторских разом утопил меня. Набить бы рожу этой прогнившей твари!

– Но кто это мог сделать?

– Да кто угодно! У меня в офисе полно недоброжелателей…

– Так, не расстраивайся! Я обязательно найду эту падлюгу! И верну тебя обратно, когда скандал утихнет и Палыч остынет. Он уже сам через неделю взвоет без тебя. Вот увидишь!

– Давай не будем терять время на пустой треп. Я освобождён от своих обязанностей, а у тебя скоро первое совещание в должности начальника СДО. Не подведи меня! – вытаскиваю папку, которую хочется сжечь, ведь, по большому счёту, именно из-за неё я оступился. – Сейчас расскажу, где лютый бред в этих документах.

Вышел на улицу почти в пять часов вечера. Сделал всё, как просил Палыч: передал дела Беглецу; не комментируя язвительные замечания начальницы отдела кадров, забрал документы, сдал ключи, пропуск и получил расчёт; во время вечернего совещания, почти незаметно юркнул к выходу и молча закрыл за собой дверь. Прощай, «ПрестижСтройСервис» и моя цель о карьерном росте до правой руки Палыча…

Раздосадовано вдохнув тёплый летний воздух, я до сих пор не осознаю, что теперь безработный. Твёрдо шагаю к машине, а кулаки так и чешутся выместить всю свою злость на первом попавшемся предмете.

Спокойно! Нужно прийти в себя. Иначе, на таком нервяке и разбиться недолго.

В салоне автомобиля, когда дрожь ярости немного стихает, набираю номер Венеры. Бесконечные гудки, не берет трубку. Чёрт! Пишу ей сообщение, что подъеду через пятнадцать минут и буду ждать на крыльце общаги. Ответа нет. Странно, может пока не видела.

От раздирающих меня негативных эмоций не получается стоять на месте: маячу туда-сюда вдоль здания общежития в надежде увидеть девчонку. Она поможет, ей всегда удаётся найти нужные слова, чтобы мотивировать меня. Должно быть решение. Но сейчас стойкое чувство, что меня облили грязью и закатали в бетон.

– Дать сигаретку? – снисходительный мужской голос доносится с крыльца общежития. Поворачиваюсь и натыкаюсь взглядом на незнакомого типа с бутылкой дешевого пива в руке.

– Нет, спасибо! Не курю.

– А зря. Тебе стоит расслабится, выглядишь, как побитая собака! – мужик нахально пялится на меня и муторно улыбается. Так, спокойно! Это просто недоалкаш. Не стоит резко реагировать на его слова. – Что, не узнаешь меня, мажорчик?

Нет, он точно провоцирует. Подхожу достаточно близко, чтобы разглядеть черты его лица. Не знаю я этого носатого тучного типа, определённо от скуки нарывается.

– Тебе чего надо, мужик?

Противный прокуренный смех вместо ответа окончательно выводит из себя. И только осознание, что Венера вот-вот может выйти из общаги, останавливает мой зудящий порыв ввязаться в драку.

Смерив недоумка угрожающим взглядом, спускаюсь со ступенек. Пожалуй, дождусь девчонку в машине. Но слова мужика, небрежно кинутые мне в спину, заставляет замереть на месте:

– Ну, куда же ты? Я ещё не успел насладиться твоей кислой рожей. А Венерка, наоборот, с самого утра свалила, моя умничка. Догадывалась, наверное, что ты так быстро не отвяжешься.

Глава 17


Удар. Первый, второй, третий…

И, если в боксе, когда силы на исходе, ты можешь сдаться одним лишь жестом, предотвращая появление нежелательных травм на своём, вымотанном в тяжёлом бою теле, то в беспощадном поединке с коварно-разрушительной правдой, даже постоянно пасуя, неизбежно улетишь в глухой нокаут.

От каждой последующей грохочущей фразы, выплевываемой триумфально скалящимся типом напротив, мне становится всё сложнее дышать. В голове звенит похлеще, чем после серии мощных направленных ударов, под рёбрами начинает мучительно колоть. Я не могу даже выдавить из себя истерящее внутри: «Заткнись, с*ка!» и, вцепившись в перила, обессиленным зверем таращусь на бывшего сотрудника некой строительной компании «ГеоН», которую вспомнил с большим трудом.

Примерно полгода назад эта фирма метила в подрядчики «ПрестижСтройСервису» и, по словам злорадно пыхтящего от удавшегося отмщения Эдуарда, именно я от скуки разнёс его тщательно отработанную презентацию в пух и прах, унизил перед уважаемым начальством, выставив полным некомпетентным дураком. Именно из-за меня страдальца-парнишку позорно уволили ещё до того, как он покинул здание нашего офиса в день своего фиаско. Дальше была не очень впечатляющая речь о том, что я также виноват во всех его бедах, возникших после, и только сейчас справедливость восторжествовала… Стараниями Венеры. Моей Венеры?

Во время частых упоминаний девчонки этим слизняком в груди стало невыносимо болеть от стремительно расползающейся саднящей дыры. Стойкое желание разбить его ехидную, безостановочно кривляющуюся морду об асфальт свербело, как у выжившего из ума уголовника. Я и представить не мог, что человек, ставший мне настолько близким, способен на такое вероломное предательство, был не готов к ещё одному показательному уроку жизни.

«… Она сразу сказала, что найдёт способ поставить тебя на место… Чтоб ты знал: Венерка с пятнадцати лет по уши влюблена в меня и до сих пор готова на всё, лишь бы я подпустил её к себе. Даже продукты мне таскает домой каждую неделю… Бесплатный курьер, уборщица, кухарка и любовница в одном лице…»


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.