Обычное, доброе, последнее утро - [7]

Было около пяти утра. Трое пассажиров вместе со своими «душеприказчиками» ехали на встречу приключениям по спокойной, еще сонной дороге. Машины практически не появлялись на их пути, лишь фуры проносились мимо с отчаянным хрустом асфальта под массивными колесами, да одинокие пьяные уроды, возвращающиеся из вечеринок куда-то еще. Было тихо и так спокойно, ведь они были все вместе, ведь за каждым из них сидела Смерть, значит никто никогда больше не будет туго вязать свои черные ленты, складируя коробочки таких хрупких и честных воспоминаний…

Наконец-то, спустя тысячи-тысячи лун, наступило доброе утро.

Последнее утро

Нила стояла перед ярко окрашенной дверью. Женщина удивилась, как бездарно были использованы цвета: синий, красный, салатовый, фиолетовы, желтый — ядовитые краски хаотичными кубиками да ромбиками въедались пятнами в добротную дверь. И что больше всего ее раздражало — подложка двери была полосатой. Нила терпеть не могла что-то полосатое и в горошек. Невольно женщина вспомнила Фраю, которая являлась некоторым антиподом для нее самой, не вызывая ярости и дисбаланса в душе Нилы. Да, Фрая так искренне любила смешные вещи в крапинку, что это забавляло их обеих. И Нила ласково, мечтательно улыбнулась. Воспоминания о другой женщине, да и вообще о человеке, вывели Нилу из ступора и агрессии к некрасивой двери. Высокая худощавая женщина повертела головой неспешно, можно сказать даже, вяло, с неохотой изучила пространство. Эти исследования привели женщину к предположению, что она находится в странном коридоре. Весьма узком, прямом и неприятном. Вдоль стен с обеих сторон располагались двери. Их бесчисленное количество таких ярких однотонных, разноцветных, да еще и закрытых снова вызвали в женщине брезгливость и гнев. Нила скривилась и ей показалось, что ей сдавила виски очень тупая, назойливая и цепкая боль. Она прижала руки к вискам и по обыкновению простучала нервными пальцами, будто шаман, изгоняющий духов злобы.

— Так не пойдет, — вслух сказала Нила, — даже идти некуда. Какое глупое выражение, — Нила снова скривилась и, опустив голову, заметила бледную, худую, серого цвета собаку. — Ой! Ты, наверное, выглядишь еще хуже, чем я, — Нила присела, с жалостью рассматривая животное. И правда, высокая, исхудавшая собака выглядела болезненной, изнеможенной. Острые ребра выпирали по обе стороны впалого живота. Женщина погладила животное и прикинув, решила, что это умирающий грейхаунд. — Будет смешно, если ты со мной заговоришь. Но ты почему-то здесь, — собака внимательно посмотрела на человека и, издав сдавленное скуление, направилась к разноцветной двери, остановилась и снова уставилась на женщину.

— Чего ты хочешь? — склонив голову набок, спросила Нила, аккуратно приближаясь к собаке, — ты хочешь, чтобы я вошла туда? — в качестве ответа животное поскребло худой длинной лапой по все той же ненавистной из-за цветового решения двери. — Хорошо, что у тебя черно-белый мир. Поверь. Эта дверь — такая безвкусица. Я бы не советовала тебе туда заходить, — Нила подошла к собаке. — Ну, посмотри, сколько здесь других дверей! — она обвела узкий коридор рукой. — Давай заглянем в другие двери! — собака слегка оттянулась назад, выражая недовольство, и слабо фыркнула. — Не сердись. Давай попробуем. Пожалуйста, — уговаривала Нила четвероногого спутника и направилась к красной двери. Животное ловко оббежало человека и преградило путь. — Фу! — рефлекторно скомандовала женщина, совершенно не опасаясь чужого незнакомого животного, — отойди! Я сказала — я зайду, — и Нила открыла дверь.

* * *

Фрая держала Нилу за руку. Тело худощавой женщины пребывало в полной неподвижности. Изо рта зловеще так несправедливо торчала трахеостомическая трубка цвета ярко синего неба. Фрая подумала, что такое несоответствие вряд ли понравилось Ниле. Порой она утверждала, что жизнеутверждающие цвета в палатах интенсивной терапии — простое невежество, ибо на подсознании вкладывают в души людей пустые надежды. Фрая улыбнулась и еще крепче сжала вялую, покрытую ссадинами и еще свежими шрамами руку подруги.

— Доктор Полак! — мужской голос прозвенел где-то сзади, Фрая обернулась.

— Не здесь, — твердо отрезала женщина и вышла в коридор к более чем пышных размеров мужчине.

— Доктор Полак, — повторил мужчина, не вытаскивая рук из карманов зеленого халата, будто эта поза придавала ему авторитетной значимости. Как и Нила, Фрая не разделяла подобную манеру общения. — Вы, как нейрохирург со стажем… — мужчина зачем-то прокашлялся, словно не доверяя тому, о чем говорил, — … вы эксперт. И вы должны понимать.

— Я ничего не должна понимать. — Резко перебила его Фрая, держа руки вдоль тела, лишь изредка сжимая и разжимая кисть правой руки в кулак. — Я знаю, — она склонила голову в пол, резко вскинула брови вверх и пристально посмотрела на стоящего в неподдельном раздражении врача, — увольте меня от пространных излияний. Я не горе-обыватель. Мне известна ситуация. Ситуация всего: больницы, пациентки, финансов и, конечно же, политика самого учреждения мне предельно ясна. Я знаю, что все оставляет желать лучшего, которое не настанет никогда, — Фрая недобро улыбнулась и скрестила руки на груди. — Уж не знаю, как там Бог, каковы его планы. Думаю, именно этим сейчас они заняты с доктором Богоевой — выясняют отношения. Но я предупреждала и повторю снова — я не намерена отключать пациента Нилу Богоеву, заслуженного специалиста по патологической анатомии, кандидата медицинских наук и просто еще живого человека, от аппарата ИВЛ, — Фрая говорила громко, четко выговаривая каждое слово. — Поэтому умоляю вас, перестаньте преследовать меня. Я не Фауст, а вы не будьте чертом, — Фрая даже не попыталась послушать реплику пузатого доктора и вышла вон из коридора, стремительно приближаясь к лифту.