Объясняя постмодернизм - [74]
Три особых случая
Теперь я хочу рассмотреть два возражения, которые левые постмодернисты могут предъявить в ответ на мою аргументацию, а затем вернуться к особому случаю университета.
Рассмотрим сначала аргумент в защиту свободы слова, который очень дорог либералам: что существует различие между речью и действием. Я могу сказать что-то, что заденет ваши чувства. Я вправе это сделать. Но если я нанесу вред вашему телу – например, если я ударю вас палкой, – это я не имею права сделать. Государственные органы могут преследовать меня в случае действий, но не в случае высказывания.
Постмодернисты могут попытаться стереть различие между речью и действием следующим образом. Речь, в конечном счете, распространяется через воздух, физическим путем, и проникает в уши слушающего, которые являются физиологическим органом. Поэтому для различения действия и речи нет метафизического основания; речь – это действие. Следовательно, единственное значимое различие проходит между действиями, которые наносят вред другому человеку, и действиями, которые не наносят вред. Если кто-то утверждает, как либералы, что причинять вред другому человеку, выпуская в него пулю, это плохо, то отличие выстрела от обидного высказывания состоит лишь в степени причиненного вреда. Не только камни и трости могут сломать наши кости.
На это я отвечу следующее. Первый аргумент справедлив – речь имеет физическую природу. Но существует значимое качественное различие, на проведении которого мы должны настоять. Есть огромная разница между ударом звука по вашему уху и ударом бейсбольной биты по вашей голове. Оба действия имеют физическую природу, но удар, нанесенный бейсбольной битой, влечет за собой последствия, которые вы не можете контролировать. Боль – не вопрос вашего желания. В случае достигающей вашего уха звуковой волны, напротив, вы в полной мере контролируете то, как вы будете интерпретировать и оценивать эти звуки. Позволите ли вы им задеть ваши чувства, зависит от того, как вы оцениваете семантическое содержание этого физического события.
Расистская и сексистская риторика ненависти
Это подводит нас ко второму аргументу. Постмодернист скажет: «Любой, кто объективно понимает историю расизма и сексизма, знает, что многие слова предназначены для того, чтобы ранить. И если вы не принадлежите к миноритарной группе, вы не можете представить страданий, которые причиняет одно только использование таких слов. Дискриминационные высказывания виктимизируют людей, и поэтому мы должны принять меры для защиты против дискриминационной риторики – не любой риторики, лишь риторики ненависти».
Я отвечу на это, что, во-первых, мы имеем право ненавидеть людей. Мы живем в свободной стране – и некоторые люди действительно заслуживают ненависти. Ненависть – абсолютно рациональный и правильный ответ на сильные оскорбления важнейших ценностей человека. Тезис о том, что мы не должны ненавидеть других людей ни при каких обстоятельствах, неверен: некоторые случаи требуют осуждения и выражения ненависти.
И чтобы еще точнее ответить на приведенную здесь аргументацию, я утверждаю, что расистские дискриминационные высказывания не делают человека жертвой. Они болезненны, только если человек соглашается со смыслом таких высказываний, а соглашаться с таким смыслом – не то, чему мы должны учить. Мы не должны преподавать нашим студентам такой урок: «Он назвал тебя расистским словом. Это делает из тебя жертву». Этот урок говорит, что, во-первых, вы считаете свой цвет кожи значимым для вашей идентичности, и, во-вторых, что мнения других людей о вашем цвете кожи должны быть значимы ддя вас. Вы можете чувствовать себя жертвой человека, который говорит что-то о вашем цвете коже, только если вы соглашаетесь с этими двумя предположениями.
Вместо этого мы должны учить тому, что цвет кожи не важен ддя чьей-либо внутренней идентичности и что глупые мнения других людей о значении цвета кожи отражают только их собственную глупость, они ничего не говорят о вас. Если кто-то называет меня проклятым белым, моей реакцией должен быть вывод, что этот человек идиот, так как думает, что белый цвет моей кожи имеет какое-либо отношение к тому, проклят я или нет. Поэтому я думаю, что аргументы об официальном запрете дискриминационных высказываний как исключении из принципа свободы слова просто неверны.
Университет как частный случай
Теперь позвольте мне вернуться к частному случаю университета. Во многих отношениях аргументы постмодерна адаптированы к университету, где приоритетом является образование. Действительно, образование невозможно, если в классе не соблюдаются минимальные правила вежливости.
Но позвольте мне сделать пару различий, прежде чем я затрону вопрос о вежливости. Я придерживаюсь того мнения, которое было сформулировано ранее: я согласен с тем, что должны быть различия между частными колледжами и государственными университетами. Я считаю, что частные колледжи должны иметь право вводить любые кодексы, которые они пожелают. Что касается государственного университета, то, хотя я полностью согласен с Первой поправкой, я думаю, что университеты в целом не должны иметь право вводить речевые коды. Это означает, что в противостоянии Первой поправки и академической свободы я перехожу на сторону академической свободы. Если отдельные преподаватели хотят ввести речевые коды в своих классах, им следует разрешить это сделать.
Авторы этой книги — ученые нашей страны, представляющие различные отрасли научных знаний: астрофизику, космологию, химию и др. Они рассказывают о новейших достижениях в естествознании, показывают, как научный поиск наносит удар за ударом по религиозной картине мира, не оставляя места для веры в бога — «творца и управителя Вселенной».Книга рассчитана на самые широкие круги читателей.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.
Из кн.: Афонасин Е.В. Античный гностицизм. СПб, 2002, с. 321–340.
Книга дает возможность проследить становление и развитие взглядов гуманистов Возрождения на человека и его воспитание, составить представление о том, как мыслители эпохи Возрождения оценивали человека, его положение и предназначение в мире, какие пути они предусматривали для его целенаправленного формирования в качестве разносторонне развитой и нравственно ответственной личности. Ряд документов посвящен педагогам, в своей деятельности руководствовавшимся гуманистическими представлениями о человеке.Книга обращена к широкому кругу читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Что общего между изобретением анестетиков в середине XIX века, использованием нацистами кокаина и разработкой прозака? Все они являются продуктом той же логики, которая определяет новый этап современности – «Эпоху анестезии». Лоран де Суттер рассказывает, как наша жизнь теперь характеризуется управлением эмоциями с помощью препаратов, начиная от повседневного употребления снотворного и заканчивая сильнодействующими наркотиками. Химия настолько вошла в нас, что мы даже не можем понять, насколько она нас изменила. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.
В красном углу ринга – философ Славой Жижек, воинствующий атеист, представляющий критически-материалистическую позицию против религиозных иллюзий; в синем углу – «радикально-православный богослов» Джон Милбанк, влиятельный и провокационный мыслитель, который утверждает, что богословие – это единственная основа, на которой могут стоять знания, политика и этика. В этой книге читателя ждут три раунда яростной полемики с впечатляющими приемами, захватами и проходами. К финальному гонгу читатель поймет, что подобного интеллектуального зрелища еще не было в истории. Дебаты в «Монструозности Христа» касаются будущего религии, светской жизни и политической надежды в свете чудовищного события: Бог стал человеком.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Один из самых значительных философов современности Ален Бадью обращается к молодому поколению юношей и девушек с наставлением об истинной жизни. В нынешние времена такое нравоучение интеллектуала в лучших традициях Сократа могло бы выглядеть как скандал и дерзкая провокация, но смелость и бескомпромиссность Бадью делает эту попытку вернуть мысль об истинной жизни в философию более чем достойной внимания.