Обручев - [56]

Арендатор был совершенно убит. Завтрак прошел в унылом молчании.

Обручеву было ясно — хозяева таких маленьких и невыгодных приисков часто скупают золото, украденное рабочими более крупных и богатых предприятий. Покупают, конечно, по дешевке, ведь укравшему нужно поскорее сбыть свой опасный «товар». А купивший сдаст это краденое золото государству по настоящей цене. Арендатор был наказан по заслугам.

Управляющие приисками, не разрешали Владимиру Афанасьевичу заходить в казармы рабочих, беседовать с ними. Дело геолога — шахта и разрез.

Но горя и беды, как говорят, не скроешь. Обручев многое видел, и положение рабочих на больших приисках ужасало его.

На прииске в долине речки Кигелан Обручев встретился с комиссией горного надзора. Расследовалось дело о гибели одного из рабочих. Он задохнулся в шахте после пожога — костра для оттаивания вёч- ной мерзлоты. Этим способом пользуются на мелких и далеких приисках, лежащих среди леса. Возле больших предприятий лес давно вырублен, и там взрывают мерзлую породу динамитом.

Комиссия состояла из инженера, врача и исправника. Они приехали на прииск со свитой казаков. Им хотелось поскорее закончить расследование, и они назначили разбор на вечер того же дня. Владимир Афанасьевич был приглашен в понятые.

Возле шахты, где случилось несчастье, поставили стол и табуреты, зажгли факелы. Одного за другим допрашивали свидетелей. Кругом толпились жители поселка. Пляшущие пятна света, мрачные, испитые лица... Обручеву казалось, что он видит какую-то средневековую сцену.

Дело, было простое. Слишком простое и обычное для этих мест. Вечером в шахте подожгли уголь, а шахты не закрыли. Полагается, чтобы до утра в нее никто не входил, а к. утру пожог догорает. При хорошей вентиляции газы рассеиваются, а при плохой скапливаются в забоях, где можно и угореть и задохнуться. Обычно, перед тем как войти в забой, туда бросают пучок зажженной соломы, чтобы узнать, нет ли там газа.

На этот раз шахту не закрыли, думая, что рабочие спустятся туда только утром. Но вышло иначе.

В кабаке шел большой кутеж, пропивалось золото, найденное днем. Как всегда, пить оказалось уже не на что, а в долг водки не давали. Попробовали выпросить аванс — управляющий отказал: деньги только за золото, таков уговор. И вот пьяный смельчак спускается в шахту: авось пофартит...

Утром товарищи нашли его уже мертвым. Видимо, он задохнулся сразу же после спуска.

Владимир Афанасьевич видел труп этого несчастного, его принесли с ледника, где он лежал до следствия. Никаких знаков насилия не нашли и решили, что покойник виноват сам. Администрации сделали выговор за то, что не закрыли шахту, и приказали уплатить семье погибшего пособие.

Это «простое» дело и необычное его разбирательство так угнетающе подействовали на Обручева, что и на другое утро, когда его лодка тихо плыла по реке, сверкающей на солнце, он все еще не мог успокоиться. Он смотрел на нежные розовые краски утра, на зеленые круглые горы, великолепные черные скалы и думал, что благословенная земля, которая родит хлеб, розы и вино, превращается в этом краю золота в дикое нагромождение щебня, глины, песка, становится для человека губительной и беспощадной.

Повидал Владимир Афанасьевич и еще одну разновидность людей, близких к приискам. Пробираясь по лесной тропе с конюхом, он увидел, что какой-то человек, прячась в кустах, со страхом на него смотрит. Подъехали ближе. Оказалось, что путник не один, с товарищами. Обручев хотел с ними заговорить, но они стремительно бросились в чащу. Где-то поблизости забулькала вода, должно быть, беглецы торопливо переходили ручей вброд.

— Что с ними?»— удивился Владимир Афанасьевич.

— Спиртоносы! — засмеялся конюх. — Испугались ваших пуговиц да фуражки, подумали, не исправник ли едет с конвоем...

Обручев успел заметить на спинах убежавших Странные продолговатые мешки. Оказалось, что это резиновые баллоны со. спиртом. Обычно контрабандисты носят спирт в плоских флягах, их удобно прятать под одеждой, но у этих, видно, был оптовый заказ...

Однажды Обручев с несколькими спутниками расположился на отдых в красивой долине. Его товарищи пили чай у костра, а он поднялся на скалу с геологическим молотком, чтобы взять образцы пород.

Ему послышался вдали конский топот, сначала он не обратил внимания на это, потом насторожился. И тут со свистом и гиканьем к лагерю подскакал отряд казаков.

— Ни с места! Стрелять будем!

Недоумевающий Обручев спустился вниз. А там уже шел обыск. Казаки увидели пасущихся коней и решили, что сейчас накроют контрабандистов. За конфискованный спирт или незаконно провозимое золото охране хорошо платят, и казаки надеялись заработать. Но в мешках у людей, распивающих чай, оказались, как выразился казачий старшой, «ничего не стоящие камни». А когда со скалы спустился и подошел человек в форменном мундире, ловцам спиртоносов пришлось извиниться и уехать.

Только в тайге, вдали от этих тяжелых впечатлений, Владимир Афанасьевич чувствовал себя счастливым.

Коварные моховые болота скрывали под ярким зеленым бархатом трясины. Пробираться по ним приходилось по узким полусгнившим гатям, бедой грозил каждый неуверенный шаг коня. Донимал гнус. Два раза Обручев чуть не расстался с жизнью, когда лошадь, поскользнувшись на мокрой глине, падала вместе с ним. Долго потом каждая жилка отзывалась болью на малейшее движение. Но все это пустяки в сравнении с теми радостями, что дарила природа. Даже опасные и тревожные минуты были не лишены своеобразной прелести. «Каждый день открывает новые чудеса мироздания», — писал впоследствии Обручев о своих таежных странствиях.