Обручев - [48]
Начинал складываться особенный, «обручевский» стиль работы, характерный для всех научных трудов Владимира Афанасьевича, тот стиль, которого он придерживался всю жизнь.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Но жить в отрадной тишине Дано недолго было мне.
Пушкин
Снег падал весь день и совсем завалил город. Пухлые сугробы поднимались уже к окнам. К вечеру снегопад утих, и редкие снежинки медленно кружились в мглистом воздухе.
Владимир Афанасьевич, на минуту поднимая глаза от письма к матери, взглядывал за окно, и сейчас же серо-белая колышущаяся занавесь снега словно окутывала его мягкими складками, куда-то увлекала, уводила... С трудом возвращался он к прерванной мысли, продолжал начатую фразу.
— Ты занят, Володя?
— Войди, войди, Лиза. Я маме пишу, рассказываю ей о нашей елке.
— Можно прочитать?
— Читай. Но я ведь пишу по-немецки...
— Я пойму.
Елизавета Исаакиевна читает:
«Фруктовые деревья плохо растут в здешнем суровом климате, и потому фрукты, если их вообще возможно купить, ценятся почти на вес золота... Это приводит меня к нашей рождественской елке этого года, первой после дорогого родительского дома, единственной пережитой маленьким Волей. Она была довольно богато украшена золотой и серебряной мишурой, обвешана хлопушками и медовыми пряниками. Парафиновые свечи сияли, конечно, светлей, чем пламя пахнущих медом восковых свечек моего детства. И все же, в то время как мой мальчик смотрел на никогда не виданное великолепие, сперва издали в робком благоговейном молчании, затем, осмелев, носился, ликуя, вокруг и, наконец, дошел в своей смелости до того, что укусил острыми зубками хвост низко висевшего пряничного чудовища (произведение моей еще неопытной в этом деле жены), мне становилось все грустней и грустней. Мне не хватало поэтических капающих восковых свечей, дешевых краснощеких яблок, старого рождественского хорала, твоего любимого старого лица, словом, давно отзвучавшего, давно ушедшего собственного детства и вместе с тем всего того небесного волшебства, которое могут созерцать только детские глаза».
— Как это верно! — тихо говорит Елизавета Исаакиевна и сейчас же возмущается: — Но как ты осмелился назвать мои пряники чудовищами? Если- детские глаза способны созерцать волшебство там, где его, в сущности, нет, может быть, и Волику мои «произведения», как ты говоришь, показались великолепными?
Обручева смешит эта женская казуистика.
— А дальше что? — спрашивает Елизавета Исаакиевна. — Я хочу знать, что дальше.
— Нет, нет, — шутливо отбивается Обручев. — Дальше такие признания, что ты совсем расстроишься.
— Нечего меня поддразнивать! Покажи!
«А когда мы сели позднее за ужин, который на этот раз был украшен заливным из стерляди, медвежьим окороком, куском косули и другими сибирскими яствами, мне недоставало — прости мне тривиальный конец— острой соленой селедки, которую моя маленькая хозяйка не решилась подать к столу даже в такой день, так как в великой Сибири селедка представляет недоступный предмет роскоши».
Елизавета Исаакиевна, кажется, в самом деле огорчена.
— Говорят, что на Олекме, Лене и Витиме — настоящее Эльдорадо, — старается переменить тему разговора Обручев. — Не терпится мне взглянуть на эти места. Весною я туда еду.
— Все наши разговоры кончаются заявлением, что ты скоро уедешь... А Григорий Николаевич как останется без тебя, ведь в отделе много работы?
— Здесь он никогда не закончит отчета о путешествии в Китай и Тибет. Григорий Николаевич — ученый, путешественник и, естественно, о путешествиях мечтает. Но он и заикнуться не может о новой поездке, пока не сдаст отчета о старой. В Петербурге возле него не будет так много людей, и он сумеет спокойно работать.
— А отдел?
— Из Минусинска должен приехать старый товарищ Григория Николаевича — Клеменц. Он там отбывал ссылку и работал при музее. Потанин хочет передать ему отдел.
В соседней комнате громко заплакал мальчик. Елизавета Исаакиевна поспешила к сыну. Обручев опять склонился над письмом.
Вторая зима в Иркутске проходила мирно, деятельно и более оживленно, чем первая, Владимир
Афанасьевич писал отчеты о летних поездках, много работал в Восточно-Сибирском отделе Географического общества, переводил по просьбе Потанина статьи с английского для «Известий» отдела. К радости Елизаветы Исаакиевны, супруги Обручевы познакомились кое с кем из иркутян, изредка бывали в театре.
Владимира Афанасьевича, как и всех близких к Потанину, огорчало решение Григория Николаевича перебраться в Петербург. Но все понимали, что это необходимо.
Весною в Иркутск приехал Дмитрий Александрович Клеменц — товарищ Потанина и Ядринцева. Он занимался археологическими и геологическими исследованиями. Григорий Николаевич передал ему руководство отделом.
Обручев собирался на Лену. Как всегда перед поездкой, прочитал все, что нашел в печати об этих местах. Горный инженер Таскин и известный географ Кропоткин обследовали когда-то район, но их выводы могли устареть, многое интересно было проверить.
Неожиданно Елизавета Исаакиевна объявила, что и она поедет. Горный инженер Левицкий и его жена приглашают ее к себе. С Левицкими она подружилась зимой. Возле устья реки Кут есть солеваренный завод. Левицкий назначен туда управляющим. Она и Волик проведут у них лето. Ей надоел Иркутск. Когда мужа нет, в городе очень скучно. Она тоже хочет что-то видеть.
Повесть Марии Ивановны Поступальской о школьниках выпускных классов золотодобывающего прииска Таежный, о их дружбе, о вступлении в жизнь и поиске своего пути в ней.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
«Мы были ровесниками, мы были на «ты», мы встречались в Париже, Риме и Нью-Йорке, дважды я была его конфиденткою, он был шафером на моей свадьбе, я присутствовала в зале во время обоих над ним судилищ, переписывалась с ним, когда он был в Норенской, провожала его в Пулковском аэропорту. Но весь этот горделивый перечень ровно ничего не значит. Это простая цепь случайностей, и никакого, ни малейшего места в жизни Иосифа я не занимала».Здесь все правда, кроме последних фраз. Рада Аллой, имя которой редко возникает в литературе о Бродском, в шестидесятые годы принадлежала к кругу самых близких поэту людей.
Книга М. Лапирова-Скобло об Эдисоне вышла в свет задолго до второй мировой войны. С тех пор она не переиздавалась. Ныне эта интересная, поучительная книга выходит в новом издании, переработанном под общей редакцией профессора Б.Г. Кузнецова.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.