Обрести себя - [217]

— Нет, рожь больше не сеем, — отвечают односельчане.

Но до Тудоса эти слова словно не доходят. Он часто моргает веками без ресниц и спустя некоторое время спрашивает свое:

— А рожь-то, наверно, поспела?

Что бы ни говорили потом, старик уже никого не слушает, уходит в свои воспоминания, которые, вероятно, связаны как-то с рожью. Односельчане объясняют ему терпеливо, как ребенку, что село давно уже изменилось, отстроилось, а ржи и в помине нету. Но Тудоса все это оставляет равнодушным. И все же крестьяне уважают его. Сколько поколений вышло из Трех Ягнят, сколько людей переехало в город, и почти каждый хоть раз переночевал у Тудоса. Каждому, у кого были дела в городе, он рассказывал, куда и как нужно обратиться, объяснял, как переходить улицу, чтобы не попасть под машину. В селе до сих пор прочно удерживается мнение о величии Тудоса. Если кто-нибудь окончил медицинский институт, стал врачом, в Трех Ягнятах говорят: «Тудос помог». Если кто-то из этого села выучился на летчика и теперь летает, говорят: «Тудос устроил». Три Ягненка дали уже немало инженеров, учителей, моряков — разных специалистов, многие работают в столице и занимают крупные посты. Но один Тудос помнится деревне, он, словно межевой камень, виден издалека. Теперь он уже совсем старенький, и каждую фразу ему надо повторять дважды, иначе не понимает. Но имя его, наделенное мифическим могуществом, передается в селе от родителей детям. И когда кто-нибудь провожает своего сына или дочь в город, в последний момент он не забудет напомнить:

— Если негде будет ночевать, иди к Тудосу на улицу Заикина. Номера дома не помню, там спросишь.

Анка пренебрегла этой сельской традицией и остановилась в гостинице, где каким-то чудом оставалось свободное место. Правда, комнату она занимала не одна, но это никакого значения не имело. Зато жила в самом центре: рядом, на углу, продавали мороженое, а театр, куда ей надо было ходить, — в двух шагах. С Анкой приехала и Женя, которая нянчилась с ней, будто с ребенком, читала ей наставления, как вести себя, как держаться, как говорить, если она останется одна.

В театре их встретил очень интеллигентный с виду парень, большелобый, мечтательный, грустный. И Анка, которая считала себя твердой как кремень в отношении любви, почувствовала, что влюблена по уши — навсегда и бесповоротно. Потом пришел другой актер — среднего роста, с татарскими чертами лица и пылающим взглядом. Анка мгновенно втюрилась и в него. Спустя некоторое время появился третий. У этого — камышиная талия, покоряюще-загадочная улыбка. И бедная Анка растерялась совсем, сознавая, что влюбилась во всех троих одинаково и, если придется, не сможет ни одному отдать предпочтение. Женя еще что-то спрашивала насчет экзаменов, но Анке ничто больше не нужно было, лишь бы стоять и смотреть на тех ребят. До сих пор ей в голову не приходило, что на земле существуют такие красивые парни. Каждый их жест, слово, улыбка по-особенному отдавались в ее сердце. Уже выходя, из театра, в дверях столкнулись они с одной знакомой Жени — веселой, обаятельной брюнеткой, которая, узнав, зачем они приходили, задержала их еще немного. И Анка с ужасом должна была признаться, что ей нравится и эта женщина…

— Женя, я растаяла, как свечка, — сказала Анка, когда они наконец вышли из театра.

— Ничего, ничего, на экзаменах быстренько придешь в себя.

— Да ты что, какие экзамены? Я уже сейчас не в состоянии перед ними рот открыть.

— Оставь свои капризы. Слышала, что отец сказал, — это в последний раз.

— Ему легко говорить.

— Кроме того, они все женаты.

— Откуда знаешь?

— Обручальные кольца на руке у каждого.

— Нарочно выдумываешь, чтобы испортить мне настроение.

— Можешь посмотреть сама.

— Может, они носят кольца для форса.

— Обручальные для форса не носят.

— Ну и глупые, значит. Кольца даже у нас в деревне не носят.

— А они вынуждены.

— Почему?

— Чтобы спасаться от слишком наглых взглядов.

— Подумаешь, кольца! Они мне и с кольцами нравятся.

— Смотри, Анка, в городе легко шею сломать.

— Мораль читаешь?

— Читаю.

— А издалека можно любоваться ими?

— Можно.

— А почему издалека можно, а близко нельзя?

— Чтобы уберечь себя от разочарования. Издали все выглядит красивее.

На другой день Женя уехала. Оставшись одна, Анка решила обрести городской облик. В своем деревенском наряде она больше не хотела заходить в театр. Начала она с парикмахерской, где ей уложили волосы, покрасили ногти, подмалевали вокруг глаз. После этого, разглядывая себя в зеркало, она убедилась, что кажется немного толстоватой. Чтобы похудеть, нужно отказаться от завтрака. Это вдобавок позволит сэкономить деньги. На них она купила себе новое платьице, сшитое по моде. Через несколько дней Анка поняла, что это самое платьице без новых босоножек не имеет никакого вида. Анка вычеркнула из своего рациона и ужин. Можно превосходно жить, питаясь один раз — в обед. Быть в городе и не иметь сумочки — просто преступление. И она сложила в нее жалкие остатки средств, с какими отпустил ее отец. После недолгих размышлений она стала сокращать расходы и на обед. Только вот с мороженым не знала, как быть. Очень уж она его любила, и не хватало сил отказаться от него. Но когда увидела, с какой фантастической быстротой тают ее финансы, стала проходить мимо мороженщицы на углу быстро и напряженно, как проходят мимо опасности. Но эта жертва не могла спасти Анку, оказавшуюся на грани банкротства. В городском саду на лавочке она несколько раз тщательно пересчитала свои деньги. И когда убедилась, что, сколько их ни считай, останется столько же, пошла искать Тудоса. Трудней было найти улицу Заикина, а там уж люди направили прямо к нему. Старый Тудос сидел на лавочке перед домом и грел на солнышке свои старые кости. Она представилась ему, и он, больше ни о чем не спрашивая, провел ее в комнату и кивнул на железную койку, которую она могла занять. После долгой паузы он спросил: