Обреченный - [50]

И тотчас протянул Шелестову руку.

Три вечера подряд Шелестов просиживал в «Олимпе» с бокалом пива, но парень с побитым оспой лицом не появлялся. Шелестов уже потерял надежду найти его, полагая, что тот уехал из Москвы, как на четвертый день пришла удача. Почти перед самым закрытием на пороге кафе появилась группа смуглых парней. Среди них был и тот, который угрожал Шелестову из машины — сухощавый, высокий, с черными усами.

Шелестов склонился над сумкой, лежащей под ногами, достал оттуда поясной ремень и намотал его на кулак. Торговцы прошли в зал и сели за столик, который был ближе всего к сцене. Рядом с ними тут же появился официант с подносом.

Прошло полчаса. Торговцы, выпив водки, закурили. Шелестов вышел в туалет, отыскал швабру с длинной деревянной ручкой и поставил ее у двери, затем склонился над крайним рукомойником. Носовым платком он заткнул сливную дыру и пустил сильную струю воды. Когда раковина наполнилась до краев, он закрыл кран и вышел в фойе. Встал недалеко от гардероба, так, чтобы ему был виден всякий выходящий из зала, и стал ждать.

Нервы его уже были на пределе, когда в фойе появились двое торговцев, в том числе и усатый. Они дали швейцару деньги и послали его в ночной магазин, затем зашли в туалет. Шелестов быстро проследовал за ними, встал у зеркала и стал причесываться. Едва торговцы пристроились у писсуаров, как Шелестов подошел к тому, кто ему не был нужен, схватил его за волосы, и с разворота нанес удар в челюсть. Кулак попал по сигарете, торчавшей во рту, и на пол посыпались искры. Не давая опомниться, Шелестов ударил еще раз — в живот, рывком развернул лицом к двери и вытолкнул торговца в фойе. Секунда — и дверь за ним была крепко заперта шваброй. Усатый спокойно застегнул ширинку, вынул сигареты, закурил. Шелестов стоял напротив него, крепко сжимая кулаки.

— Сам пришел? — спросил усатый, выпуская под потолок струйку дыма. — Торопишься умереть?

В дверь принялись колотить. Лишь бы выдержала палка!

— Я твоего друга по ошибке замочил, — продолжал он, старательно раскуривая сигарету. — Думал, это ты. Темно было… Считай, что он спас тебе жизнь.

— Кем тебе приходился Асхаб? — спросил Шелестов.

— Ты еще спрашиваешь… Это мой отец.

— Я не убивал его.

— Соседи видели, как ты зашел в наш дом. А потом его подожгли федералы. Чтобы трупы никто не смог опознать. Мой родители ни в чем не были виноваты. Твоего сержанта порезали люди Мазлака, а ты, не разобравшись, кинулся убивать немощных стариков.

Он кинул окурок под ноги Шелестову.

— Хочешь, сам пусти себе пулю в лоб? — предложил он проникновенным и даже заботливым тоном. — Я тебе пистолет дам…

— Перебор, — ответил Шелестов. — Слишком много крови ты хочешь пролить. Захлебнешься.

— Кровь федералов — помои. Чем больше ее сольется, тем чище будет наша земля.

Дверь содрогалась от ударов. Доносились угрожающие крики. Усатый усмехнулся. Он был уверен, что его друзья сейчас ворвутся в уборную. Шелестов, разматывая ремень, двинулся на усатого.

— Ты очень рискуешь, — предупредил тот и сделал шаг назад, к раковинам. — Попробуй только коснуться меня пальцем! Мой брат разрежет тебя на куски и смоет в унитазе…

Он хотел еще что-то сказать, но Шелестов бульдозером ринулся на него. Удар в испещренное оспой лицо, затем еще один, еще, коленом в пах, апперкотом в челюсть, правую руку — за спину на излом, на шею — петлю ремня.

В дверь били со страшной силой. В окнах дрожали стекла. Усатый хрипел, делая слабые попытки высвободиться от мертвой хватки Шелестова.

— Не делай глупости, — прохрипел он. — Ты не выйдешь отсюда живым…

Шелестов подвел его к раковине, доверху наполненной водой, и без усилий окунул голову убийцы. Тот стал биться всем телом, поджимать ноги и, наконец, упал на пол. Он схватился за горло, судорожно хватая посиневшими губами воздух.

— Что тебе надо? Хочешь денег? Если я скажу, мой брат тебя не тронет! Оставь меня! Мы в расчете!

— Свои поганые расчеты будешь проводить на рынке, — процедил Шелестов, не позволяя петле ослабнуть. — Сейчас мы пойдем в прокуратуру, и ты признаешься следователю в убийстве Гусева.

— Ни в чем я признаваться не буду! Попробуй доказать!

Шелестов изо всех сил дернул за ремень. Усатый, словно пес на поводке, сдавленно вскрикнул и побледнел.

— Ты не мужчина… — хрипел он. — Открой дверь и покажи свою доблесть… А мы с братом давили вас и давить будем, пока живы… Я… я…

Шелестов наступил ботинком усатому на лицо и еще туже затянул петлю.

— Сейчас мы пойдем в прокуратуру, и ты признаешься, — бормотал он исступленно, — ты честно расскажешь обо всех своих гнусных преступлениях. А потом ты, тварь, предстанешь перед судом, чтобы все люди увидели, как выглядит мстительное кровожадное животное в человеческом обличье. Иначе я буду душить тебя, буду бить тебя, буду топить тебя, как колорадского жука…

Вспышка необузданной ненависти медленно угасала. Шелестов выпустил из рук ремень, когда распростертое на полу тело перестало извиваться и корчиться. Шелестов упал перед ним на колени, ударил по щеке ладонью, еще, еще раз, а потом обхватил пальцами сонную артерию.

Усатый был мертв.