Образ жизни - [68]
Открылась возможность, и мы воспользовались ею: зарегистрировали собственную фирму с весёлым названием «Сопушки». Мы строили планы, плодили надежды и вспомнили Фому Кемпийского, когда всех нас накрыл шок, а терапия прошла мимо.
Искушённый циник Никколо Макиавелли предупреждал: «Кому неведомо несоответствие между тем, что человек ищет и что находит.»
Глава 24
Скоропостижно скончалась Татьяна Михайловна. Принесли телеграмму, подписанную соседкой.
Дверь долго не открывали, потом долго выясняли, кто стучится. Заспанная соседка впустила Петра в тёмную прихожую.
— Увезли в морг, — заметила, что Пётр растерянно смотрит на вещи, сваленные у стены в коридоре, — комнату сосед занял. Уже и замок сменил. — Вздохнула. — Теперь меня выживать будет. Ему вся квартира нужна.
«Вроде любезные были люди, — подумал Пётр, — что с ними стало?»
— Можно сумку у вас оставить?
— Да, конечно, — спохватилась соседка, — зайдите, перекусите с дороги. Она, как чувствовала, накануне зашла ко мне, оставила ваш адрес. Переживала очень. Видели, что творится? Со свастиками ходят. Всё дозволено. Их время.
— А ваше было? — спросил Пётр, вставая. — Спасибо за чай.
— Было недолго. Дура была молодая, верила всему.
Пётр поехал в морг. Ритуальная сторона жизни работала исправно. Только плати. Записная книжка с адресами и телефонами друзей Татьяны Михайловны затерялась. Проводить пришли соседи по дому и по двору. Одни, искренне скорбя, другие — в надежде на угощение.
Часть жизни медленно погрузилась в бездну. Перед глазами, затуманенными влагой, стояли Татьяна Михайловна с Павликом, звучал её голос, мурашки ползли по спине. «Волны над ним сомкнулись. Замер последний крик…»[22]
Пётр пригласил всех в ресторан, накормил и напоил. На вопрос: кто он ей? Ответил — сын. В тускло освещённом коридоре отобрал письма с фронта, документы и фотографии. Хлопнула дверь за спиной. Проходя, сосед буркнул: «Здрасте.» Пётр остановил его.
— Открой комнату. Переночую.
— Там мои кровати.
— На твоих и переночую. — Сосед подумал и согласился.
На вокзал Пётр приехал рано. Покрутился в переполненных залах ожидания, вышел на проспект и пошёл бесцельно к «Дому книги». У входа в магазин, на столах и на асфальте, лежала плохо изданная литература коричневого толка. По другой стороне проспекта у Казанского собора кучковались возбуждённые юнцы и ораторы постарше. Небритый, с утра пьяный мужчина дёрнул идущую впереди Петра девушку за косу и весело крикнул, обращаясь к прохожим: — Всех вздёрнем! — Пётр отшвырнул его, спросил испуганную девушку: — Вам куда? Пойдёмте, провожу до метро. Молча дошли до станции. У эскалатора девушка остановилась. — Это не первый случай. В вагоне здоровенный дядька прижал меня к стенке и шепнул на ухо: «Убирайся в свой Израиль». Я бы убралась, но я не еврейка. Мой папа грузин. Врач. Хирург. Лечит этих… Спасибо. Пойду. — Пётр проводил взглядом уплывающую головку. Мелькнула мысль: «А кто мой папа?» Услышал взволнованный голос: «Я скажу банальность… Немного ослабить уздечку, бросить идиотский лозунг, и вылезет звериное нутро, а нам с ним жить». Банальность на глазах превращалась в реальность. Его толкали со всех сторон. «Чего стал. Шагай, давай!» Он отошёл в сторону, переждал прилив бешеной ярости, сжал кулаки до боли, успокоился и пошёл на вокзал.
Дома поделился с Ириной пережитым. — Здесь пока спокойно. Или мы не замечаем?
— Вчера я покупала цветы у гастронома. Отобрала три веточки. Спросила сколько с меня. Вместо ответа женщина напустилась: «Чего жмёшься. Бери все. У вас денег — куры не клюют. Всё захапали». Я положила цветы и ушла. По дороге поняла, кого она во мне увидела. Меня всю жаром обдало. Как же Танечка? Она совсем не готова к подобным встречам. Это ещё не самая худшая…
Про девушку с густыми чёрными бровями и толстой косой Пётр не стал рассказывать. Отошёл к окну унять тревожные мысли. «…этика, мораль — всё это тонкий налёт, даже скрести не надо». Был же Сунгаит, и никто не пришёл на помощь.
Ушёл из жизни Владимир Андреевич. Последние годы он часто гостил у дочери. Мы вели долгие ночные разговоры за кухонным столом, слушали его магаданские наблюдения и краткие точные оценки «текущего момента». Некоторые я запомнил. «Экспроприация имени» — по поводу переименования Ижевска в Устинов. «Сколько слёз пролито по вишнёвому саду, а тем временем шёл под топор сад человеческий. Остались одни пеньки и дровосеки, они и правят» — о воцарении Черненко.
Братья Ирины собрались в Израиль. Один из Москвы, другой из Пензы. С этой новостью приехала Эсфирь Соломоновна и завела разговор о Павле.
— Они уговаривают меня ехать с ними — я их визитная карточка, — она грустно улыбнулась. — Начиталась и наслушалась про всё, что творится в армии…, словом, без Павлика я не поеду. — Она посмотрела на Петра, заметила, как сошлись брови, и увела разговор в сторону. — Самое интересное в этой истории то, что затеяли переезд русские жёны моих сыновей. Созвонились, договорились и принялись за мужей.
Эсфирь Соломоновна рассказывала, Ирина слушала, поглядывала на Петра и по его молчанию, едва заметной улыбке, поняла, что мысли его далеко, и, хорошо зная их обоих, терпеливо ждала, пока мать выговорится, а муж вернётся.
Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.
Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.
В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…