Образ жизни - [13]
— Привет. Поминальник у тебя с собой?
— Какой поминальник?
— Книжечка зелёная. Запиши: милые бранятся — только тешатся.
— Это уже там, — она радостно улыбнулась.
— Значит всё в порядке. Слушай, я ведь решил поступать. Сижу, задачки решаю. Пойдём, получим костюм, купим галстук и отметим окончание сессии. Галстук умеешь завязывать?
Каролина не ответила. Облегчённо вздохнула и взяла его под руку.
Пётр привёл в порядок матчасть и теперь, в перерывах между практическими занятиями студентов, решал задачи. Учебники он штудировал в читальне, перемежая учёбу с чтением.
— В школе я читала запоем, — рассказывала Каролина. — В старших классах стали задавать помногу на дом, отказаться от чтения я не могла и придумала — час учусь, полчаса читаю. Правда, эти полчаса нередко растягивались на час. Что бы посоветовала почитать? Попробуй Джека Лондона — на меня он действовал, как допинг. Начни с «Мартина Идена», только, пожалуйста, не проводи аналогий.
В её речи мелькали незнакомые слова. Пётр не переспрашивал. Он купил у букиниста словарь иностранных слов сорок девятого года издания и листал его перед сном.
За первым томом Джека Лондона последовали другие, и вскоре он узнал, что грань повседневной жизни легко переступить, и даже с открытыми глазами можно ощутить себя в другом качестве, в другом месте и в другое время. Ещё до конца не сознавая произошедшей с ним перемены, он вошёл в мир книг и стал читателем.
— Завидую, — как-то с грустью сказала Каролина, — впереди у тебя много приятных вечеров.
Все свободные вечера Пётр проводил в читальне. Выходной принадлежал Каролине.
Осенью и зимой Пётр с вожделением поглядывал на далёкий противоположный берег Днепра и заросшие кустарником острова посредине реки. Лодочные станции открылись, когда ещё стояла высокая вода. У причалов покачивались узкие гички и широкие надёжные фофаны. Это потом их сменили шпоновые клеёнки и пластиковые корыта, а тогда белоснежная лодка издали смотрелась, как Царевна-лебедь. Желая испытать себя и потренироваться в гребле, Пётр взял лодку, закрепил руль, наметил ориентир и отчалил. Он порядком устал, натёр мозоли в борьбе с быстрым течением и всё же добрался до заветной цели — берёзовой рощи на другом берегу. Вешняя вода затопила рощу. Белые стволы вырастали из тёмной воды, покрытой узорами теней. Роща манила. Среди берёз таинственность отступила. Пётр привязал лодку, лёг на дно, и лёгкая зыбь укачала его.
Он показал Каролине натёртые ладони. — Плата за сказку. В воскресенье я отвезу тебя к ней, если она нас дождётся.
— Немного романтики нам не помешает, — сказала Каролина и взяла его под руку.
С середины мая они все выходные проводили на реке. Находили «необитаемый» остров, вытаскивали лодку и наслаждались водой, солнцем, теплым песком и молодостью. Летняя сессия закончилась, им предстояло расстаться до октября, и Каролина завела разговор, который давно откладывала.
— Я ни разу не видела, чтобы ты готовился к сочинению. Ты так уверен в себе?
Пётр тяжело вздохнул. — Всё как раз наоборот. Это моё самое слабое место. Эти образы, характеристики, лишние люди… Я оставил их на потом.
— Ты можешь выслушать меня спокойно и не хватать за руки? Слушай. Я познакомилась с женщиной, которая уже несколько лет работает в приёмной комиссии, и узнала от неё, какие свободные темы давали за последние пять лет. По сути это одна тема с идейно-металлическим подтекстом. Вроде «Мы кузнецы и дух наш молод»[5]. Ты не станешь возражать, если я напишу для тебя сочинение?
— Ты хочешь сказать, что я вообще могу не готовиться?
— Риск, по-моему, минимальный, а преимущества налицо. Перепишешь пару раз, запомнишь правописание и знаки препинания.
— Гениальная идея. Сама додумалась?
— Сама, но не в этот раз. Я уже однажды проделала этот фокус.
— Получилось?
— Ты же видишь.
Оставшиеся дни Каролина провела в читальне. Познакомилась с Дорой Исаковной и та помогла её подобрать литературу по истории металлургии, о вкладе русских учёных и о стройках первых пятилеток. Накануне отъезда Каролина протянула Петру три страницы аккуратного текста и спросила:
— Ты когда-нибудь видел картинки перевёртыши? Мы рисовали их в школе на уроках. Если тема будет с металлургическим уклоном, просто перепишешь эти страницы, а если с идейным — начнёшь с третьей страницы.
— Ловкий ход.
— Скорее циничный. Они хотят, чтобы мы врали — пожалуйста.
— Кто они?
— Все, включая моего отчима коммуниста-интернационалиста. Если бы я привела в дом еврея, он не пустил бы нас на порог.
— У нас у самих нет таких планов.
— Может, потому и нет. — Она отвернулась, встала со скамьи и пошла по аллее. Пётр пошёл за ней. Немного погодя она достала из кармана конверт с адресом и марками.
— Когда узнаешь оценку за сочинение, напиши, пожалуйста. Только немного, три-четыре слова. Письмо будут читать и ваши, и наши.
— Пусть читают, если интересно.
— А говорил, что тебе надоела жизнь на виду.
В начале сентября Каролина получила письмо. Ровно три слова. «Отлично. Спасибо. Пётр».
Когда пришло время определиться с профессией, Пётр вспомнил цыганскую кузницу, светящиеся полосы в ночи и выбрал обработку металлов давлением. Не без робости постучал он в кабинет начальника военной кафедры. Полковник выслушал его и спросил:
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.