Обращение Апостола Муравьёва - [29]
Прапор решительно куснул ус, но окончательно положив не обижаться на фамильярность, решился:
– Дело жизни, братан. – Иван подошёл к Марату, зашептал в ухо, горячо и противно щекоча прокуренным усом. – Мне отлучаться с поста никак, а Мариша любви хочет. Как пропустить? Слухай! Посиди здесь минут пятнадцать, не больше, Манечку уважу – и сразу обратно. Век не забуду, завтра же Родиону шепну, в Киеве служить оставит, при военкомате… Ну, идёт?
– Ладно, любись по-быстрому… С подполковником шептаться не треба, я сам как-нибудь договорюсь. Гляди, служба – пятнадцать минут… – Марат едва сдержал смех, – на звонки-то что отвечать?
– Телефункен? Не, это декорация, – Иван кивнул на красный аппарат с гербом вместо циферблата, – Шаг в сторону – расстрел! Алё, Смольный! Сроду не звонил! На случай здесь, если наведается зверёк – писец, слышал такое? Так что, если забренчит, всем крышка, паря. Соберём ополчение – и айда Америку шапками забрасывать…
Прапорщик ускакал, как изнывающий заяц с матёрой зайчихой.
Марат осмотрелся. Ну и служба – сидеть ночами у столика и пялиться в окно на улицу. Окна в метре над головой, так что смотреть неудобно, разве что поглядывать снизу на ножки… «Опаньки, а кусок вовремя свалил» – промелькнула ценная мысль. Окно заслонила фигурка в сиреневом платьице, накоротке, впритык к жёлтым, как народившийся птенец, трусикам. От умильности ракурса у Марата перехватило дыхание, и он мысленно пожелал прапорщику прилива мужских сил, минимум на время, пока девушка застряла над окном. То, что милашке нечего делать у военкомата на безлюдной к ночи улице, ему в голову не пришло.
Девушка переминалась с ноги на ногу, словно приспичило в туалет. Трусики непринуждённо морщились, лишая Марата способности соображать рационально. Чудесное мгновение длилось недолгий вздох. Девушка отпрыгнула, словно ощутив на бёдрах взгляд извращенца. Одолеть ей удалось не более метра, когда её облапили трое пришельцев. С виду примерные подольские уродцы с излюбленным развлечением продать кому-нибудь в подворотне кирпич. Послышался писк: попалась птичка в силки.
Отморозки не церемонились, действуя по давно нажитой схеме: двое завернули руки девушки за спину, третий деловито зашарил под платьем. Апостол едва представил, как грязные пальцы стягивают в сторону жёлтую полоску материи и захлебнулся от омерзения. Сжал кулаки и бросился к двери. Подонки, несмотря на численное превосходство, не годились Марату в противники. Таких, невзирая на количество, он давил, словно тараканов. Ключ, на счастье, торчал в замочной скважине, Марат провернул его… Но тут же задребезжал телефон. Апостол будто с разбегу наткнулся на стену, обернулся. Бросил беспокойный взгляд в окно – события съёжились, бедняжка плотно скрестила ноги, насильнику никак не удавалось содрать трусики. Выругавшись, Марат метнулся к столу. Реальность налилась звоном. Рука подонка зашарила по телу девчонки. Слух обострился, он явственно услышал пощёчину. Дурёха… Сейчас бы нельзя… Смольный… Прапорщик… Рука Апостола потянулась к трубке…
Когда щёлкнуло, и освободился отбой, он положил трубку на место и поднял глаза к окну – никого не было. Выскочил на улицу. Клочок жёлтой материи, как безобразный плевок, корил грязную Подольскую мостовую. Марат осмотрелся, прислушался. Ответила тишина. Пусто, пустынно, нехорошо.
Утром вернулся в военкомат. Вход караулили два «бобика», обдававших улицу лихорадочным миганием проблесковых маячков. Возле машин хмуро курили милицейские. Первое, что увидел, когда вошёл в здание, был прапорщик в наручниках, со сливовым синцом под глазом. Рядом, охватив спинку дивана, рыдала уборщица Нина.
– Доченька моя, доченька! – страшно кричала она.
Увидев Апостола, заверещала:
– Вот он, вот он! Хватайте! Держите! А-а-а! До восьми был! А потом смылся…
К Марату подскочили. Он не сопротивлялся железной хватке. Гадко засосало под ложечкой, когда встретился с умоляющим взглядом прапорщика:
– Оставьте парня в покое, он вышел из здания в четверть восьмого, есть запись в журнале…
– Закрой рот, кнур шершавый, – глухой удар, и прапорщик, как пескарь на речной гальке, беспомощно открыл рот, пытаясь урвать воздух, – лейтенант, мать твою, почему не перехватили на входе, они же сейчас скоординировали версии…
– Чёрт, – один из следователей выругался, – подонков в участок, в разных машинах. Ходу!
Марату вмиг застегнули наручники и, нагнув, повели к выходу, в машину. Мысли путались, мозг отказывался воспринимать… Вслед словно раскалёнными спицами жгли спину:
– Доченька! Моя… Четырнадцать лет… А-а-а… Мразь… Гниды… Четырнадцать лет… Маму пошла встречать… Вот, смерть… Мне… Доченька… моя…
Марат молчал, пока везли в участок, молчал, когда нервный следователь задавал вопросы, молчал, когда на голову опускался том с позолотой: «Артур Шопенгауэр. Мир как воля и представление». Не смолчал лишь, когда очнувшись на грязном полу тюремной камеры, увидел над собой наглое ухмыляющееся лицо. Он ткнул в тупую рожу кулаком, она, заскулив, откинулась в дальний угол, завешенный простынями. Оттуда послышался визгливый голос:
– Хан! Хан, ты видел? Он первый меня ударил!
Конец XVIII века, Россия. У ставшего Тёмным Иным гвардейского поручика Андрея Полынского не задалась служба в Дневном Дозоре Санкт-Петербурга, и он переводится в Тверь. Казалось бы – сонная провинция, но ведь известно, что в тихой воде… Юноша не сразу осознает, что новый начальник использует его в качестве пешки в тонкой игре, причем пешки, способной превратиться в совершенно неожиданную фигуру.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой книге собраны самые, пожалуй, неудобные для верующих вопросы о Боге, а также письма реальных людей, искренне не понимающих чего-то в Творце и созданном Им мире. Ответить на них честно и по существу мы попросили авторов известного православного журнала «Фома» (foma.ru). Книга рассказывает: – о причинах страдания детей и невинных людей, – о подтверждениях существования Бога, – о планах Бога на человечество и конкретного человека, – о «способах связи» с Богом, – об отношении Бога к неверующим, – о различной посмертной участи людей, – о сочетании воли Бога и свободы человека.
Между Светом и Тьмой есть множество Кругов. И КАЖДЫЙ из Кругов — МИР. Но об этом знают немногие…Каково же обычному мальчишке из нашего мира — из Железного Круга — оказаться вдруг в Круге ином?В мире, где ему, бесправному рабу, надо для начала научится хотя бы ВЫЖИВАТЬ?В мире. где кто-то и почему-то все время пытается его убить, а кто-то иной — снова и снова отводить удары убийц?…
Обычный студент Андрей Чижик, запутавшийся в долгах мелким бандитам и несданных сессиях, оказался в параллельном мире – государстве, развитие которого из-за принятия странной религии замерло на уровне Древней Руси. Единственная для Чижика надежда вернуться домой – это отыскать загадочных лазняков, людей, которые с риском для жизни путешествуют между мирами и контрабандно торгуют добытыми там причудливыми товарами. Однако сделать это будет не так просто. В ходе поисков Чижику довелось быть боярским холопом и биться со степняками в рядах пограничных витязей, сражаться с разбойниками и скрываться от воинов Разбойного Приказа…
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.