Обожание - [59]

Я же тысячу лет не видел мать и ее друзей, односельчан — всех, за исключением Фионы. В шестнадцать лет моя сестричка выглядела на все двадцать, у нее были потрясающая задница и дивные буфера, одно время я даже подумывал сам лишить ее невинности, но решил, что и так владею ею во всех остальных смыслах, да и не очень-то мне хотелось трахаться с ней, потому что у мужика в койке отказывают тормоза, а она должна была видеть во мне Рэмбо, глаза из камня, тело из камня, сердце из камня, как в детстве, вот я и отдал ее Касиму, и мы отпраздновали это дело кокаином. Потом я поместил объявление в газете среднего города — «для тех, кто понимает», и таких нашлось немало, я даже удивился шквалу телефонных звонков, и Фиона два года работала на нас, два года — но только по выходным, потому что жила дома и ходила в лицей, а клиентов принимала в моей берлоге, а мы с Касимом караулили поблизости — с Острым Перышком — на случай неприятностей. Нам не очень-то нравилось представлять, как эти скоты ухают и сопят на нашей дорогой Фионе, особенно Касиму, потому что он слегка запал на мою сестричку, но ее это вроде бы и не трогало, она отдавала нам денежки с этаким залихватским смешком, как девушка из письма Космо, которая резвится и дурачится, поддавая ногой человеческую голову. Можно сказать, мы хорошо всех поимели, все у нас шло как по маслу! На деньги Фионы и выручку от налетов на магазины мы жили просто роскошно…

ЛАТИФА

Я сожалею, мадам Эльке. Не знаю, что и сказать, так сильно я сожалею.

ФИОНА

Не печальтесь, Латифа. Меня это не убило! Смотрите, я здесь, у меня все хорошо. Теперь я могу вам сказать: мы с Касимом безумно любили друг друга и защитила меня именно его любовь… а вовсе не Острое Перышко! А еще мне совершенно неожиданно помогла наука Эльке. Мужчины овладевали только моим телом — мыслями я была очень далеко. Я просто отсутствовала. «Работая» с клиентом, я целовалась с Касимом, нежилась в его объятиях, слушала, как он обращается ко мне на арабском… В своем воображении, конечно. Я обожала музыку этого языка, ваша честь (видите, я снова обращаюсь к вам на «вы»), я с детства мечтала о таком, язык, который ничего не означает, не язык — чистая музыка. Бегло по-арабски Касим не говорил, но знал наизусть суры Корана, которым научила его мать, их-то он и читал мне всякий раз, когда нам удавалось побыть вдвоем. Вряд ли такое часто случается — чтобы религиозный текст так разжигал желание…

Франк не знал, что Касим два года оставался моим любовником. Вы можете гордиться сыном, мадам, он замечательный парень… Мне странно было видеть, как шарахаются от Касима прохожие на улице, он ведь был нежнейшим существом на свете… Однажды я даже залетела от него (конечно, я уверена, с клиентами я всегда принимала меры!), но мы тогда оба считали, что не можем завести ребенка: мягко говоря, ситуация не позволяла! Я была несовершеннолетней и не хотела вмешивать маму, вот и пришлось искать подпольную абортмахершу. Касим пошел со мной, и, залезая на стол, я заметила, что он отвернулся. Это нужно было видеть, ваша честь, Касим трусил сильнее меня!

В конце концов все обошлось, мне повезло… но… я изменилась. Внутри меня находилось другое существо, понимаете? Чья-то жизнь билась у меня в животе. Все оказалось сложнее, чем я думала. Занятия любовью. Жизнь вообще. Когда вот так обо всем говоришь, это выглядит глупо, но… Потом, после того начинаешь смотреть на мир иначе. Нет, я не ушла с панели на следующий после аборта день — но внутренне проституткой быть перестала. Начала строить планы. Решила больше внимания уделять занятиям в лицее. Сдала на бакалавра — ни Франк, ни Касим похвастаться этим не могли. Когда мы пили шампанское за мои баллы, я заявила: с детскими шалостями покончено, друзья мои! Я еду учиться на актрису в Париж.

Я думала о Космо. Он воплощал собой все, о чем я тогда мечтала: талант, известность, деньги… И я вспомнила фразу, что он сказал мне у мостика через Арнон, давно, еще в детстве: «Когда-нибудь ты тоже сможешь стать актрисой…» Он мне поможет, точно поможет. Подтолкнет на старте.

Вспоминая свою тогдашнюю наивность, я краснею, ваша честь. Но в восемнадцать лет все мы эгоисты. Взрослые словно бы не существуют. Вернее, существуют, но как стены дома — старые, крепкие, надежные, они просто есть, на них не смотришь каждое утро, вставая с постели, чтобы проверить, не появились ли за ночь новые трещины.

В Космо они появились, а я ничего не заметила. Единственное, на что я обратила внимание, — но не придала значения! — так это на то, что он стал не таким разговорчивым, как когда-то. Ему исполнилось сорок, в волосах появилась седина. Если покопаться в памяти, я, возможно, вспомню, что раз или два слышала громкие голоса, доносившиеся из маминой комнаты. Но я не подозревала, ваша честь, как серьезно испортились их с Космо отношения, и ничего не знала о том, что он серьезно болен.

Теперь все это выглядит почти комичным. Летом 1986 года мне исполнилось восемнадцать, и я, получив диплом бакалавра, собрала манатки, взяла деньги, которые утаила от Франка, и отправилась в Париж, чтобы быть поближе к Космо. А он в тот же самый момент окончательно покинул столицу и купил квартиру в центре среднего города… чтобы быть поближе к Ионе.